— Да, конечно.
Следующие два с лишним часа Бруни провела скучно и бездарно;
Больше всего ей хотелось оказаться в номере «Хилтона», упасть на кровать, закрыть глаза и мысленно еще раз пережить все, с самого начала. Просмаковать как следует и восхищенные взгляды, и вкус шампанского, и волнение, и слова, подслушанные украдкой: «Вот здорово, а! Прямо как настоящие, ты можешь в это поверить?!» — и даже шипение Тессы.
Но вместо этого приходилось слушать скучную болтовню ни о чем, не менее скучные шутки Макса, терпеть скучные ухаживания Грега — даже пойти с ним танцевать, чтобы позлить Иви.
Единственный за весь вечер светлый момент — это когда Иви вдруг вытаращилась на Филиппа так, будто у него на лбу вырос третий глаз. Бруни присмотрелась — вроде ничего особенного он не делает, с официантом разговаривает, объясняет что-то про вино… Лишь через несколько секунд до нее дошло, и она чуть вслух не хихикнула: Иви ведь до сих пор не знала, что Филипп говорит по-французски! Наверняка решила, что тогда, на яхте, ей этого нарочно никто не сказал, чтобы поставить ее в идиотское положение!
Мамаша не обманула — приехала на открытие. Ахала, бурно восхищалась, явно стремясь привлечь к себе побольше внимания — и через полчаса умчалась.
Перед этим отозвала Бруни в сторону, попросила:
— Если Родди спросит, ты меня прикрой, скажи, что мы с тобой всю неделю вместе были.
Бруни хихикнула, мысленно посочувствовав Родди — похоже, бедняге светила участь рогоносца. Но, как выяснилось, сочувствовала зря: оказывается, мать собиралась втайне от мужа провести неделю в косметической клинике под Дижоном и «кое-что подправить на лице» — нетрудно было догадаться, что речь идет об очередной подтяжке.
Вскоре ушла и Тесса. Перед этим подозвала к себе Бруни, сухо пошутила:
— Ну вот, праздники закончились, теперь предстоят будни. — Поджав губы, добавила: — Вы, моя милая, тоже, пожалуйста, не крутитесь здесь все время. Для публики в личности художника должен быть некий элемент сакральности.
С чего это вдруг?! Бруни как раз наоборот, хотелось побыть еще — послушать, что говорят люди, как смотрят, как реагируют… Она уже открыла рот, чтобы огрызнуться… и, сама не зная почему, смолчала. Все-таки, что ни говори, а присутствие Тессы действовало на нее угнетающе.
Про себя решила, что будет крутиться на выставке столько, сколько хочется — и плевать ей на сакральность! В конце концов, как правильно сказал отец, это «ее шоу»!
Все вещи на выставке делились на три группы: то, что Бруни привезла только показать; то, что должно было стать предметом торга на аукционе, и то, что посетители могли купить — разумеется, забрать свое приобретение они могли лишь по окончании выставки. В этом случае рядом с экспонатом стоял ценник.
Когда в первый день выставки, вернувшись после обеда, Бруни увидела, что возле небольшого зеркала в овальной рамке из голубых лилий висит табличка «Продано», то сначала даже не поняла, что это. Потом — удивление, восторг: «Купили! Все-таки купили, понравилось!» Подозвала Филиппа, кивнула:
— Смотри! Смотри, купили!
— Ну что ж — поздравляю! — улыбнулся он — по-доброму, без своей всегдашней иронии. — С почином тебя!
А ведь действительно — впервые в жизни кто-то захотел заплатить деньги за то, что она делает…
Отзывов в прессе было немного — три небольшие заметки. Но зато все в хвалебном тоне. В одном месте ее назвали «талантливым дизайнером», еще в одной заметке хоть и упомянули папашу, но зато назвали выставку «сказочной феерией».
Табличек «Продано» рядом с экспонатами с каждым днем становилось все больше. Бруни попробовала посчитать, сколько же денег она получит, если так пойдет и дальше — выходила более чем солидная сумма.
С несколькими покупателями ей довелось пообщаться лично — они захотели выразить восхищение художнику. В одном случае пришлось потом долго отнекиваться от настойчивого приглашения вместе поужинать.
За два дня до аукциона позвонила Тесса, сказала деловито-кислым тоном:
— Я вам весь вечер дозваниваюсь.
Наступившая пауза явно подразумевала, что в ответ ее собеседница должна рассыпаться в извинениях. Но, возможно потому, что на расстоянии гнетущее воздействие Тессы ослабело, вместо этого Бруни разозлилась. Какого черта, она что здесь — под домашним арестом?! Или должна о каждом своем шаге кому-то докладывать?!
На самом деле они с Филиппом ходили в кино, а потом ужинали в каком-то кабачке, где подавали восхитительные мидии в сметане — но кому какое дело, хоть бы они даже на оргии были!
Так и не дождавшись ответа, Тесса продолжила:
— Я тут разговаривала с аукционистом, и он хочет включить в аукцион несколько дополнительных лотов. Для публики это будет приятным сюрпризом.
— Что именно? — спросила Бруни.
— Там есть такие оранжевые цветочки в черной вазе — он хотел бы их, потом еще зеркало с тюльпанами, чашу с попугаем на ветке…
Мамбреции? Попугая? Того самого, которого она купила в антикварном магазине? Да, у этого аукциониста губа не дура!
— …и еще розовые цветочки в керамической подставке и два медальона из византийской мозаики.
Еще и цикламены?! Да что они, с ума сошли — самые лучшие вещи забрать хотят!
— Ну, так вы согласны? — нетерпеливо спросила Тесса. — Мне нужно звонить в типографию, чтобы они срочно напечатали буклеты с описаниями новых лотов, мы их вложим в каталог аукциона.
— Зеркало, пожалуй, я согласна продать, медальоны тоже. — Как ни хотелось сказать «нет», в том числе и назло старой грымзе, но здравый смысл требовал пойти на компромисс. — Но об остальном не может быть и речи.
— Мне долго вам объяснять, — Тесса сделала короткую паузу, и Бруни как наяву увидела ее поджатые сморщенные губы, — но, поверьте мне, у аукциониста есть определенные причины предлагать именно эти вещи.
«Да, разумеется — то, что у него хороший вкус», — мысленно прокомментировала Бруни, вслух же сказала:
— Повторяю — об этом и речи быть не может!
Из ванной выглянул Филипп. Она скорчила ему скукоженную брезгливую мину, чтобы объяснить, с кем разговаривает.
— Моя милая, вы, кажется, не понимаете ситуацию… — начала Тесса с легким раздражением в голосе.
Фамильярное обращение взбесило Бруни окончательно. Да кто такая вообще эта Тесса, чтобы подобным образом разговаривать с ней? Подумаешь — служащая какого-то там журнала!
— Мисс Мадзелли, — перебила она ледяным тоном, каким ставила на место нерадивую прислугу, — список вещей, которые должны быть проданы с аукциона, был утвержден заранее. Но, поскольку вы просите, — постаралась, как могла, голосом выделить это слово, — то я согласна выставить на аукцион еще зеркало с тюльпанами и медальоны. Больше ничего.