Легкий недовольный стон — и она оказалась под ним, опрокинутая на спину, изнемогающая. Тед поймал губами ее губы — и отпустил их, чтобы выдохнуть:
— Обними меня... ногами, — а потом слов не осталось, кроме одного, всегда одного и того же, означающего все слова на свете: — Рене... — и вкус кожи, и поцелуи, и запах цветов... — Рене! — (Вот так, да? Так ты хочешь? Быстрее, да?) — Рене... (Ну давай же, я жду тебя!) — Рене! — (Да! Вот, вот оно! Да-а!)
Дыхание Рене становилось все ровнее — Тед ощущал это плечом, в которое уткнулось ее лицо, и всем телом — опустошенным, легким и ленивым.
Шевелиться не хотелось. Лишь почувствовав, что она задрожала, он провел рукой по спине — а-а, вот что, холодная совсем! — поцеловал за ухом и тихонько спросил:
— Эй, ты как там — живая еще?
Закивала — значит, живая. Он вытащил из-под низа сбившееся одеяло и прикрыл ей спину, подоткнув для тепла. Самому ему холодно не было.
Рене снова закивала и поерзала, пристраиваясь удобнее.
— Я все правильно делала?
Этот вопрос, заданный тихим неуверенным голосом, всколыхнул целую бурю острых блаженных воспоминаний.
— Да, ты все просто на лету схватываешь. По-моему, у тебя к этому делу талант, — Тед понадеялся, что она не сочтет комплимент сомнительным. — Я имею в виду, в постели.
Вроде не оскорбилась, улыбнулась.
— У тебя тоже...
— Я знаю. — (А чего скромничать-то? Что есть — то есть!) — Почему?
Действительно, что заставило ее, вздрагивающую даже от такого невинного слова, как «трахаться», преодолеть обычную застенчивость? Тед не думал, что получит ответ на этот вопрос, не был уверен даже, что Рене поняла, о чем он спросил. Но она поняла — и ответила, уже без улыбки:
— Я сегодня очень боялась, что ты не поедешь со мной, не захочешь. И впервые поняла, что могу потерять тебя... И подумала: вот сейчас ты со мной, и надо радоваться каждой минуте, что мы вместе — радоваться и... и не откладывать ничего на потом — понимаешь?
Возможно, она ожидала, что он что-нибудь возразит или пошутит над ее страхами — но Тед лежал молча, прижимая ее к себе и поглаживая по согревшейся спине.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
На следующее утро Тед, как было велено, отправился к мэтру Баллу. Выяснилось, что ему придется сегодня, прямо сейчас, поехать и посмотреть апартаменты в нескольких отелях — там уже предупреждены о клиентке мэтра, которая колеблется в выборе и до момента вселения желает сохранить инкогнито.
Желательно, чтобы до конца дня мадемуазель Перро решила, какой именно отель она предпочтет. Кроме того, ей необходимы пара телохранителей и лимузин с шофером — все это Тед как начальник администрации мадемуазель (ого! ну и титул!) должен обеспечить к утру пятницы. А завтра в три адвокат ждет их обоих для инструктажа.
Выслушав это и получив список отелей, Тед уже собрался уходить, когда мэтр внезапно спросил его:
— Мадемуазель Перро посвятила вас в подробности нашего вчерашнего разговора?
— Да.
— Надеюсь, у вас нет ко мне претензий по этому поводу? Я считал, что, объясняя ей... положение вещей, действую в ее интересах. Нам предстоит работать вместе, и я бы не хотел, чтобы между нами были какие-то неясности.
Он что, вроде как извиняется? Да, похоже на то...
— Нет. Думаю, что на вашем месте я поступил бы точно так же.
Мэтр Баллу был явно удовлетворен подобным ответом:
— Я всегда считал вас человеком здравомыслящим и, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что ваше присутствие рядом с мадемуазель может оказаться кстати.
Очевидно, это означало: «Женщина молодая, одинокая — неизвестно, какая сволочь ей могла бы подвернуться. А ты хоть проблем по дурости не создашь».
— Я в этом не сомневаюсь.
— Ну что ж — я считаю, мы обо всем договорились, — кивнул мэтр и, после небольшой паузы, добавил: — Вы знаете, Мелье, во время первой встречи я все пытался понять — кто же главный в вашем, так сказать... дуэте. А вчера понял, что несколько ошибался в оценке характера мадемуазель Рене...
Похоже, отпор, который Рене вчера дала ему, произвел на адвоката впечатление. Тед до сих пор не был уверен, что она права — но в глубине души ею гордился.
Домой Тед попал только часам к шести — весь день прошел в бегах; по дороге пришел к выводу, что «начальник администрации» звучит слишком помпезно, и именоваться просто старшим телохранителем ему нравится куда больше.
Едва войдя в квартиру, он почувствовал какой-то странный запах. Рене, как положено, выскочила, поцеловала — но на вопрос о происхождении запаха покраснела.
— Я... мы тут печенье попробовали сделать — и оно с краешку немножко подгорело...
Из дальнейших расспросов выяснилось, что «мы» — это она с собакой. Поставив печенье в духовку, Рене решила пока что причесать собачонку — и забыла о времени. Правда, получилось все равно вкусно...
Смешно... Еще никогда в его квартире не пахло подгоревшим печеньем.
Важный вопрос: какую гостиницу выбрать, «Хилтон», «Ритц» или «Георг V», обсуждался на кухне, за чашкой какао с тем самым подгорелым печеньем (чувствовалось, что Рене очень старалась, даже украсила каждую печенину изюминками в виде улыбающейся рожицы). Это несоответствие показалось Теду восхитительно забавным — как дворовый котенок в бриллиантовом ошейнике.
Выбрали они «Хилтон» — немаловажную роль для Рене сыграло то, что в этом районе было где гулять с собакой.
— А как у нас с деньгами — осталось что-нибудь? — неожиданно спросила она.
— Да, больше половины.
— Я завтра хочу до мэтра Баллу успеть еще в бутик заскочить.
Ох уж эти женщины!
На следующий день, оставив Рене в бутике, Тед заехал к себе на работу, узнал у секретарши, кто из его «соконторников» сейчас свободен, и сел за телефон. Дозвонившись до Энн Салан, попросит ее установить наблюдение за Виктором Торрини и, если тот соберется выехать из Швейцарии, тут же сообщить — когда, куда и с кем.
После этого позвонил Жувену и Галли и сообщил им, что есть работенка — так что завтра утром, часов в десять, пусть подъедут в контору. Он не сомневался, что Виктор, узнав о местонахождении Рене, примчится в тот же день, и хотел встретить его во всеоружии.
Инструктаж у мэтра Баллу, хоть и длился больше часа, сводится к нескольким основным указаниям.
Во-первых, Рене следовало быть с репортерами изысканно-дружелюбной, как бы настырно они ни лезли. Во-вторых — обтекаемо сообщить, что последние три недели она находилась в уединенном месте, любезно предоставленном друзьями, и сначала даже не знала, что ее исчезновение вызвало такой резонанс, а потом — не хотела, чтобы Виктор узнал, где она.