Дел и сам был готов закричать то же самое, сердце его сжималось от боли и чувства вины. Он прекрасно понимал, что заразилась Карен еще до их ссоры и болезнь была неизбежна в любом случае, но не мог отделаться от ощущения, что если бы не его дурацкий приступ ревности, она сейчас была бы здорова.
Кошка запрыгнула на подушку и осторожно прикоснулась лапкой к щеке Карен. Девушка медленно открыла глаза.
— Дай ей поесть... пожалуйста, — она говорила с трудом, еле шевеля губами.
Он никогда не обращал внимание, чем Карен обычно кормит кошку, поэтому сказал, очень неуверенно: — Манци, кушать! — и направился к холодильнику.
Кошка опередила его, всем своим видом показывая, что он идет не туда, и встала на задние лапы около кухонного шкафчика, опираясь передними на нужную дверцу. За дверцей оказался запас консервов, но она показала на пакет сухого корма, проводила Дела к миске и постояла над ней, чтобы он знал, куда это насыпать. Он подлил ей еще воды и вспомнил, как Карен когда-то говорила, что Манци легко понять, с этим действительно проблем не было.
Сложнее обстояло дело с самой Карен. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, сидя рядом с ней на стуле и держа в руках маленькую горячую ладошку, к счастью, там не было нарывов. Зато на лице выступило уже несколько красных пятен — распухших и болезненных.
— Тебе надо поесть, — вдруг тихо сказала она.
— Что? — Дел не сразу понял.
— Поешь что-нибудь, пожалуйста. В морозильнике оладьи, их можно погреть в микроволновке. И не давай Манци сухой корм все время, ей положено консервы, полбанки в день, а сухой корм — раз в неделю.
— А тебе что дать?
— Ничего не надо. А ты поешь обязательно, — Карен попыталась улыбнуться и болезненно сморщилась, на щеке тоже наметился нарыв. — Не бойся, я справлюсь.
Есть ему совершенно не хотелось, но он поел, чтобы она не беспокоилась. Выскочил в аптеку за лекарствами, купил еще лимон, — продавщица в аптеке сказала, что больным хорошо пить чай с лимоном.
Ночью Дел спал рядом с ней, поверх покрывала, не раздеваясь и держа ее за руку. Точнее, почти не спал, лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ее дыханию. Он прекрасно понимал, что болезнь не слишком опасна и что через три дня Карен уже должно стать лучше, но все время ловил себя на том, что боится уснуть и, проснувшись, не услышать этого тихого дыхания.
Весь следующий день она лежала неподвижно, иногда забываясь в каком-то подобии сна, иногда приходя в себя. Ее лихорадило, температура по-прежнему была высокой, но новые красные пятна больше не выступали, впрочем, их и так было достаточно.
Делу казалось, что когда он рядом, Карен становится полегче, поэтому он старался не отходиться нее ни на шаг.
Он ел что-то, почти не чувствуя вкуса, кормил кошку, менял ей песок и снова возвращался к Карен. Обтирал ее мокрой губкой, стараясь не задевать нарывы — мысль о шрамах, которые могли изуродовать ее нежную светлую кожу, была для него невыносима. Разговаривал с ней, шутил, даже не зная, слышит ли и понимает ли она его, даже рассказал, как сам болел ветрянкой, кажется, летя восемь. Это был почти праздник, вроде каникул пара прыщей, зато потом почти месяц можно было не ходить в школу!
Осторожно расчесывал волосы, убирал их в сторону — подальше от волдырей. Мазал нарывы лекарством. Пару раз в день, когда она ненадолго приходила в себя, водил ее в уборную и терпеливо караулил под дверью, боясь, что она снова — прямо там — потеряет сознание. Поил, давал таблетки.
Иногда она открывала глаза, пыталась говорить, даже улыбаться, забывая, что уже спрашивала об этом, беспокоилась, поел ли он и покормлена ли Манци, и снова отключалась.
Кошка ходила за Делом по пятам и заглядывала в глаза, словно спрашивая, почему же все не так. Когда уставала, ложилась на кровать, так, чтобы видеть и Карен и его.
На вторую ночь у Карен начался бред, она извивалась всем телом, пытаясь избавиться от нестерпимого зуда и жалобно тоненько плакала, не приходя в себя. Выключив свет, Дел растянулся рядом с ней на кровати и взял ее за руку — больше он ничем помочь не мог.
Плач постепенно затих, и Карен перестала вздрагивать. Внезапно она сказала, негромко, но вполне трезвым голосом:
— Дел, ты не спишь?
Он включил ночник — широко открытые глаза блестели лихорадочным блеском, но смотрели на него вполне осмысленно.
— Ты... как ты? — Дел вскочил, чтобы дать ей таблетку, пока она может ее нормально проглотить. Он все время панически боялся, что Карен подавится или захлебнется и ловил моменты, когда она была в сознании, чтобы напоить ее и дать лекарство.
— Бывало и получше, — она попыталась улыбнуться, — бывало и похуже.
Приподнялась, проглотила таблетку, попила и устало вытянулась.
— Есть хочешь?
— Нет, а ты поел?
Он улыбнулся, чтобы успокоить ее.
— Да, и Манци кормил, и песок менял, все в порядке. Потерпи, скоро все это кончится. Врач сказал, что три дня будет тяжело, а уже второй кончился. Ты просто потерпи, ладно?
Она закрыла глаза. Дел осторожно дотронулся до ее щеки — ему показалось, что она уже не такая горячая, и подумал, что Карен снова без сознания, когда она вдруг тихо сказала:
— У тебя руки теплые... Намучился ты со мной.
— Все в порядке, это не трудно, — он попытался рассмеяться, — ты очень послушный пациент.
Карен уже не слышала, снова погрузившись в забытье.
На четвертое утро Дел, наконец, увидел признаки обещанного улучшения — температура упала и Карен была в сознании. Выглядела она ужасно — все нарывы вскрылись и пламенели на побледневшей коже, говорить еще почти не могла, двигаться — тем более, но глаза стали живыми и любопытными. Впервые за четыре дня она поела. Дел сварил по найденной на секретере кулинарной книге яйцо всмятку и скормил ей с ложечки. А вечером она притянула к себе его руку, уткнулась в нее лицом и мирно проспала до утра.
После этого она быстро пошла на поправку, и стала абсолютно несносной. Все время хотела мыться, что было категорически запрещено, пока не заживут все нарывы. Ныла, что чувствует, как от нее воняет, морщила нос и делала вид, что ее вот-вот вырвет. Дел напрасно урезонивал ее и объяснял про шрамы. У нее был свой аргумент: «Я вся липкая и противная!»
Она хотела кофе, что тоже не рекомендовалось. Хотела вставать и сама готовить завтрак, хотя еле стояла на ногах.
Дел терпеливо сносил все ее капризы, радуясь, что она, наконец, ест с аппетитом. Заказал в магазине всякие деликатесы и.с удовольствием кормил ее. Выйти из квартиры было нельзя, она могла бы тут же побежать в душ. Продолжал обтирать ее мокрой губкой. Карен извивалась, хихикала и пищала, что губка холодная и ей щекотно.
Ее смешило полное отсутствие у него кулинарных талантов и его неуклюжие попытки приготовить яичницу по кулинарной книге (правда, яичницу она слопала в момент, хотя та была пережарена).