ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Дел думай, что найдет ее в спальне или детской — но Карен прошла в третью, последнюю по коридору комнату на верхнем этаже. Там стоял письменный стол с креслом, стеллаж с книгами и диван — первоначально эта комната предполагалась как кабинет, но фактически почти не использовалась.
Она стояла у окна и смотрела на улицу, но, когда он вошел, обернулась. Внизу шумел пылесос, и сквозь него прорывались подвывания как всегда включенного сериала — Мануэла не теряла времени даром.
Подойдя к Карен, он протянул руку и погладил ее по виску, убрал захлестнувшую щеку прядку. Она не стала отстраняться — лишь поморщилась.
— Карен, девочка моя...
Эти слова, казалось, спустили какую-то пружину — глаза ее вспыхнули, как у разъяренной кошки. Она вывернулась из-под его руки и отскочила на пару шагов.
— Не называй меня так!
Дел остановился, удивленно глядя на нее — он называл ее так сотни раз. Карен стояла перед ним, выпрямившись, сверкая глазами и тяжело дыша. Голос ее стал хриплым и яростным, словно она едва сдерживалась, чтобы не закричать.
— Не называй меня так — я давно уже не девочка. Хватит! Ах, какая умилительная картинка — молоденькая влюбленная дурочка, которую можно трахать, когда захочется, плести ей любой вздор — и она будет верить и радоваться, что на нее внимание обратили, чуть ли не хвостиком, как сучка, вилять!
— Карен, ну дай мне объяснить!
Она глубоко вдохнула воздух, закрыла глаза, медленно выдохнула, прошла к дивану и села.
— Пожалуйста, можешь объяснять — мне будет интересно послушать.
Дел секунду помедлил, прежде чем спросить:
— Ты звонила в Штаты?
— Да.
— Извини. Я узнал еще вчера.
— Да. Мак был очень удивлен, что ты мне не сказал.
— У меня не было сил сказать тебе об этом.
— Трахнуть меня у тебя силы нашлись, — это прозвучало грубо, цинично и жестко — никогда еще Карен не разговаривала с ним так. — Ты же знал, что Томми для меня значит. Мне сейчас плевать на твои шашни с... мисс Виллифранко, — это имя было выплюнуто, как ругательство, — но тут ты... — она не договорила — голос застрял в горле.
— Да не было у меня с ней ничего, черт возьми. Не было!
— Я же сказала — мне это уже все равно. Еще вчера было не все равно, а теперь все равно.
— Я не смог тебе вчера сказать. Пришел вечером — самому выть хотелось... просто не знал, как это сказать тебе.
— Да... и надо было тратить на меня свое драгоценное время — да еще, не дай бог, утешать придется. Так, что ли?
— Я сам знаю, что виноват перед тобой... Но это единственное, в чем я перед тобой виноват — понимаешь, единственное!
— Да?!
В ее голосе было столько сарказма, что Дел тоже начал злиться.
— Да, черт возьми! Дай ты мне объяснить!
Она пожала плечами.
— Пожалуйста!
— Я обещал, что расскажу тебе все двадцать пятого — помнишь?
Лицо Карен исказила болезненная гримаса, она коротко бросила:
— Помню. Тогда она уедет, и у тебя освободится немного времени и для меня, не такли?
— Да при чем тут она, черт бы ее побрал?! Дело вовсе не в ней, а в заводе!
— А при чем тут завод?
— Ну, хорошо. — Он вздохнул, не зная, как лучше начатъ, и решил — с самого начала. — За два дня до моего отъезда из Штатов мне сообщили, что в августе некто террористическая организация запланировала крупный теракт на одном из американских объектов Венесуэле. В числе предполагаемых мишеней — наш завод... или поселок. Эта информация исходила из ЦРУ, которое направило на все объекты своих людей. Об этом на заводе знаем только Мэрфи, я и Линк. Никто больше знать не должен, чтобы не началась паника тем более что предупреждение неточное...
Обычно, когда он рассказывал что-то Карен, ее глаза загорались интересом, но сейчас Дел не знал, воспринимает ли она вообще его слова или позволила своим мыслям ускользнуть куда-то вдаль. Ни одного движения, ни одной реплики — широко открытые глаза смотрели куда-то мимо него. И все-таки он попытался пробиться через это безразличие, объяснить ей самое главное:
— Карен, я никогда не изменял тебе — никогда и ни с кем. И уж тем более с этой женщиной. Когда-то я действительно... имел с ней дело... — Заметив явную иронию на ее лице, вспылил: — Ну да, черт возьми, я и не говорю, что до встречи с тобой был евнухом! У меня и кроме нее хватало... — осекся, поняв, что сейчас не время об этом говорить. — Мы с ней тогда оба работали в ЦРУ. Четыре года назад все это закончилось — с тех пор я ее не видел и не вспоминал. — Ему казалось, что его слова падают и проваливаются в какое-то вязкое болото, не доходя до ее сознания — и все же он продолжал, пытаясь уловить в неподвижных голубых глазах хоть искру понимания. — Ее прислали сюда из ЦРУ — для связи и координации действий. Она запирает дверь потому, что проводит сеансы компьютерной связи с резидентурой в Каракасе и иногда получает какие-то нужные мне данные. Больше ничего между нами нет, понимаешь, ничего.
Он замолчал, не зная, что еще сказать, и услышал голос Карен холодный, язвительный, почти незнакомый:
— Ясно... А помада — это новый вид взрывчатки, который вы испытываете... за закрытыми дверями.
— Какая помада? — не понял Дел.
И похолодел, услышав ответ:
— Та, которая была у тебя вчера на шее... и на воротнике. Только не надо мне вкручивать, что ты использовал ее вместо фломастера и случайно испачкался — там был отпечаток губ!
Дурацкая выходка Кэти... вот оно что, вот почему все его объяснения натыкаются на глухую стену! Но надо было отвечать, и отвечать правду — как бы ни неубедительно она звучала.
— Она... вчера... — он закрыл глаза и выпалил: — Она подошла незаметно сзади и поцеловала меня. Я не хотел...
Это прозвучало глупо и по-детски, и заслуживало того убийственно-беспощадного ответа, который он тут же получил:
— Ах ты бедненький! Хорошо, что тебя хоть не изнасиловали!
Делу казалось, что происходит какая-то фантасмагория, что он находится в кошмаре, который когда-нибудь должен развеяться, что вместо Карен тут находится какая-то другая женщина — чужая, с холодными глазами и язвительным хриплым голосом. Задыхаясь, словно слова душили его, он заговорил громче и быстрее:
— Я же правду говорю! Ну почему ты мне не веришь?! Тебе что — надо, чтобы я встал перед тобой на колени и начал каяться в грехах, которые не совершал? Чтобы я сказал, что изменял тебе? Не было этого, понимаешь, не было! Чего ты от меня хочешь?
— Ничего, — в ее голосе больше не было холода — наоборот, в нем послышались слезы. — Я хочу вернуться в тот день, когда ты приехал из Штатов — когда я стояла... в этом платье и ждала тебя — так ждала! — всхлипнула она.