Не секс, не страсть — об этом сейчас и мысли не было. Им обоим нужна была только близость: знакомое тепло, знакомый запах, звуки знакомого дыхания — чтобы все тело могло прикоснуться, почувствовать это тепло — и наконец, согреться...
Дыхание вырывалось с трудом, все его тело содрогалось, будто в беззвучных приступах рыдания. Может быть, если бы удалось, действительно, заплакать, стало бы легче? Он терся лицом о плечо Карен, шею, волосы, пытаясь справиться с этой странной... неправильной дрожью; обхватил ногами ее ноги, словно в попытке вобрать ее целиком в себя.
Ему показалось, что у нее на лице слезы, и он попытался стереть их щекой, почувствовал, как на бок ему легла маленькая рука с заледеневшими пальцами, и закивал: «Да, да, именно так!» Да... и теперь можно согреться... и, может быть, перестать дрожать...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
По случаю воскресного дня Мануэла пришла только в девять — Бог не простил бы ей неявки на воскресную мессу. Дом был подозрительно тих и заперт. Воспользовавшись своим ключом от задней двери, она вошла в гостиную с твердым намерением первым делом включить телевизор — и замерла в дверях.
Сначала ей показалось, что перед ней случай двойного самоубийства — недаром хозяева уже несколько дней были явно не в себе! И в сериале недавно про такое показывали! Но в следующую секунду Мануэла услышала чуть слышное дыхание, заставившее ее немедленно отвергнуть первоначальную версию. Зато четыре босые пятки, торчащие с дивана, настроили ее мысли совсем на другой лад.
«Эль кесре» был еще мужчина хоть куда, это чувствовалось во всем — и в том, как порой смотрела на него молоденькая жена, и в наличии сына-первенца. Да и сама Мануэла иной раз не без удовольствия поглядывала на его обтянутые футболкой налитые плечи и мускулистые руки — к сожалению, только поглядывала. Так что нет ничего удивительного в том, что супруги, между которыми в последние дни пробежала черная кошка, все-таки помирились.
Удивительным было только одно: отсутствие беспорядка в одежде, по крайней мере, в тех областях, которые были видны. Очень необычно — ведь, насколько она знала, даже американцы, несмотря на все их странности, предпочитали заниматься этим без одежды — и уж, во всяком случае, не в застегнутых джинсах!
Да, теперь будет чем во время воскресного ужина развлечь жильцов и родственников — это куда интереснее, чем пересказывать им очередной сериал!
Шаги Мануэлы Дел узнал еще издалека — он мгновенно проснулся, услышав, как поворачивается ключ в замке. Очень осторожно повернул голову — естественно, она стояла в дверях кухни и таращилась во все глаза, стараясь не упустить ни одной подробности, но, встретившись с ним взглядом, сделала скромное и понимающее лицо.
Приподнявшись, он приложил палец к губам, а потом махнул рукой в сторону лестницы. Мануэла, слава богу, поняла указание и молча поспешила в детскую.
Наверное, Карен проснулась, когда он шевельнулся — взглянув вниз, Дел обнаружил, что ее глаза широко открыты и она непонимающе, почти испуганно уставилась на него.
— Все хорошо, маленькая. Это Мануэла пришла. — Карен дернулась, и он поспешно добавил: — Я ее наверх отправил, к Томми.
Провел губами по скуле, сожалея, что надо вставать. Она по-прежнему не улыбалась, серьезные голубые глаза словно спрашивали о чем-то, и он повторил:
— Все хорошо.
Глаза стали мягче, и она слегка кивнула — все так же серьезно, без улыбки. Потянулась к нему лицом, потерлась и легонько поцеловала в щеку.
Он всю ночь спал так близко к Карен — фактически, на ней! — что изголодавшееся тело еще во сне начало реагировать на ее близость. Если бы не Мануэла... Дел вздохнул, сделал извиняющуюся гримасу, приподнялся и сел на край дивана.
Когда через пару минут Мануэла принесла Томми, Карен была уже на кухне. Сунула в духовку заготовленный с вечера пирог, поставила вариться кашу для Томми и покормила Манци — это пришлось сделать прежде всего, кошка уже изнемогала и чуть ли не приплясывала на задних лапах, требовательно подергивая ее за край шортов. Вот, кажется, и все...
Попросив Мануэлу последить за кашей и никому не открывать входную дверь — та энергично закивала, вспомнив о маньяке-насильнике, который бродит где-то поблизости — Карен поднялась наверх.
Она знала, что Дел ждет ее, и знала, зачем — и от этого ей было очень не по себе. Казалось, внутри все застыло, и не было той теплой легкой волны, которая всегда поднималась из глубины ее тела в ответ на его прикосновение. И не было радости от того, что она идет сейчас к нему...
Он действительно ждал в спальне, сидя на подоконнике, и для развлечения водил электробритвой по уже выбритой щеке. Карен молча подошла вплотную — он обхватил ее руками и ногами и притянул к себе. Его губы были такими же, как всегда, нежными и требовательными, и ждали от нее ответа — и она постаралась ответить, как могла.
Дел сполз с подоконника и выпрямился. Теперь все его напряженное тело прижималось к ней, и Карен чувствовала жесткую выпуклость под джинсами. Обычно к этому моменту она уже тоже изнемогала и сейчас понимала, что он ждет ее, ждет, что она выгнется в его руках, потянется к нему всем телом, запрокинет голову, подставляя его губам шею... Она понимала, что это надо сделать, но что-то заставляло ее медлить — может быть то, что сейчас ей приходилось вспоминать, как это происходило обычно?
Он чувствовал ее, всегда чувствовал — без слов, как зверь — поэтому внезапно замер. Не отпуская, не размыкая объятий, все еще с шальными, затуманенными желанием глазами спросил тихо и быстро:
— Что с тобой, детка?
Теперь притвориться и сделать вид, что все в порядке, уже не получится... Карен не отстранилась — наоборот, положила голову ему на плечо и честно ответила:
— Не знаю...
Наверное, Дел уловил испуг и беспомощность в ее голосе, потому что погладил по голове. Подтолкнул к кровати — она поняла, забралась на нее с ногами, дождалась, пока он ляжет, и пристроилась у него на плече.
— Ну, рассказывай, что с тобой.
— Не знаю... внутри... ну, не знаю, как будто онемело все!
— Тебе неприятно, когда я к тебе прикасаюсь? — На всякий случай он убрал руку, обнимающую ее за плечи.
— Нет-нет! — она нашарила руку и вернула на место.
— Ты просто... не хочешь сейчас?
Карен медленно кивнула. Дел спросил, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал спокойно и легко:
— Это... из-за того, что с тобой сделал Рики? Наверное, она все-таки почувствовала что-то не то в его интонации, потому что резко вскинулась, села и посмотрела на него сверху вниз.
— Я же тебе сказала, ему не удалось ничего сделать! Несколько синяков — и все, ему куда хуже пришлось! — Ему показалось, что в ее голосе звучит даже некая гордость содеянным.
Дел понимал, что ступает сейчас на очень зыбкую почву и должен действовать крайне осторожно. В общем-то, ему было уже ясно, что с ней — яснее, чем ей самой. За последние несколько дней она пережила сильнейший стресс, и не один. Известие об его измене... Рики... смерть Томми... их ссора... — и наконец, постоянный страх за себя и за ребенка. Едва ли можно ждать от нее в подобном состоянии, чтобы она вела себя, как страстная любовница... — и вообще, последовательно...