…Квартира провонялась, сил нет больше торчать здесь. Не ел со вчерашнего утра.
В конце концов плюнул на все, оделся и вышел на улицу. День холодный и ясный, листья скребут по асфальту, восточный ветер несет их в сторону реки. Выяснил свое местонахождение. Улица Р. Люксембург, дом N 14. Рядом стоят три корпуса «хрущевок» и желтый кирпичный дом со скульптурами вокруг окон. Там лифт с сеткой, где двери нужно самому закрывать, — наверное, еще в пятидесятых годах строили. Подъезд просторный, чистый, ничем не воняет.
Поднялся на верхний этаж, вышел на чердак, огромный такой чердачище, метров под сто — удивительно, как еще под офис не загребли. Маленькие окошки-форточки с решеткой под потолком, ни одного стекла не осталось. Холодно. Зато воздух свежий и чисто. Какие-то матрацы, ящики, картонные коробки из-под телевизоров, стопки газет.
Мне здесь понравилось, я присел на матрац, перекусил прихваченными сырком и консервой. Смотрел через зарешеченное окошко на улицу, видел окна квартиры, где торчал последние десять дней. Обычные окна, такие же, как и все остальные. Стол на кухне, буфет, сушилка для посуды, рядом висит на гвоздике сковородник с яркой расписной ручкой. Через гардины можно разобрать рисунок обоев в зале: белые нарциссы на зеленом поле. Никогда и не подумаешь, что это «лэст стейшн» для мокрушников. Что там здорово воняет.
Уходя, столкнулся в вестибюле с красивой девчонкой. Чем-то похожа на длинноволосых «жакетниц»; тонкая такая, глаза светло-серые, скорее даже серебристые, огромные. Хорошие глаза. И лицо хорошее.
В этот день дошел до набережной. Обратно ехал автобусом — совсем страх потерял.
Зато почувствовал себя человеком. А ведь совсем недавно, когда порошки закончились, на стены бросался, было очень трудно.
Дрын постепенно уплощается в памяти, становится двухмерным, картонным. Про бритву даже вспоминать не хочется, паскудно и страшно — ведь на самом краешке стоял.
Позвонил родителям. Матери дома не было, отец сказал: «Она теперь целые дни с подружками гуляет. Как будто мы с ней местами поменялись». Про меня особенно не расспрашивал, у него свои проблемы. Светка, стерва, натравила на отца Чумаченко, тот приходил с какими-то бритыми подонками, предложил отцу выкупить всю фирму за пятнадцать, тысяч долларов. Отец даже врезать никому не успел — его самого уложили на пол и ноги вытерли об пиджак. Я сказал, чтобы срочно нашел покупателя из друзей, надо продавать контору за любую цену. Отец не слушает, хорохорится.
Говорит: «Да кто они такие?!»
Во время разговора я дважды менял таксофоны, чтобы не вычислили. Хотя кому я нужен?
Вернулся домой в десять вечера, стал убирать говно. Труба, к счастью, еще держится.
…Сегодня встал в шесть утра — и сразу слинял отсюда. Будто кто-то гонит меня прочь. Страшно. Сам не знаю, чего боюсь. Взял с собой консерву, чаю налил в термос. Снова отправился в тот дом, устроился на чердаке, позавтракал с комфортом.
Весь день гулял по набережной, специально выбирал места поглуше. Дон уже в ледяной шуге, холодный ветер шумит, от него череп сводит судорогой. Надо доставать зимнюю одежду… Зато не воняет.
Не выдержал, позвонил Светкиной маме, сказал, что ее дочь во весь рост трахается с урками и колется наркотиками. Она кричала: как вам не стыдно? Что вы себе позволяете? Но было заметно, что Светкины дела для нее уже не новость.
Вечером опять забрался на чердак, ужинал там. Видел из окошка ту девчонку. У нее хорошее лицо и фигура классная…
…Спал неважно, запах все-таки донимает, хоть проветривал уже несколько раз.
Лежал в постели, думал: может, мне стоит вообще перебраться туда, на чердак? Со всеми потрохами? Плохо, что там ни воды, ни канализации. И зимой будет холодно, если форточки не позабивать.
А утром нашел на чердаке чей-то огромный рваный носок, как раз под моей форточкой, где я обычно завтракаю и ужинаю. И несколько окурков дукатовской «Примы». Вчера всего этого здесь не было, я точно знаю. Что-то екнуло внутри.
Отфутболил носок подальше, с него посыпалась какая-то труха. Размер в районе 46-47. Человек, который его носил, должен быть под два метра ростом. Бомж?
Беглый? Я сейчас как Робинзон Крузо, который увидел след дикаря на песке.
Походил по набережной, поднялся к рынку, купил у черных кропаль «дури». Хорошо, что еще есть деньги. Но мало. И главное — пополнять их неоткуда. Посмолил мастырку, сразу стало веселей, захотелось что-то делать, изменять все вокруг.
Позвонил Агееву, сказал открытым текстом:
— Выполнял ваши поручения добросовестно, теперь сижу в говне и в прямом, и в переносном смысле. Давайте вытаскивайте.
Тот вяло так в ответ:
— Я тебя в говно не толкал, сам влез. И вообще это не телефонный разговор.
Подскакивай, поговорим. И не бойся, никто тебя не бросит, вытащим. Конкретно, что надо?
Тут мне мыслишка пришла, говорю:
— Есть такой хрен, Чумаченко. Адрес запишите… Наркотиками балуется, с бандитами связан. Сейчас он мне дорогу перешел. Надо, чтобы пару лет я его не видел.
— Понял, — отвечает майор. — Ты откуда говоришь?
Тут я трубку на рычаг и брякнул. Уж больно вопрос не понравился.
Но идти к нему придется, больше деваться некуда. Расскажу все как на духу, пусть выручает. Ему ведь невыгодно, чтобы меня допрашивали прокурорские люди, у которых с Управлением традиционно натянутые отношения? Негласный сотрудник, сексот, выполняющий правительственное задание по борьбе с наркотиками. Он же убийца. Каково?
Херово. Потому Агеев и не будет сдавать меня. Меня просто прикончат в этих подвалах. Но и на этой гнусной хате ничего хорошего не высидишь. Скорей всего тоже прикончат. Один конец. Не те, так эти… Вот устроился…
Так и подмывает свалить на чердак. С концами. Помочиться в случае чего можно на улице, за углом. Умыться — на железнодорожном вокзале, не так уж и далеко, сразу за площадью Революции. Никто не будет знать, где я. Даже Родька Байдак.
Правда, остаются еще бомжи, которые с наступлением холодов начнуть обживать свои «зимние квартиры». Но их я урою…
А вот где еду брать? Здесь хоть консервы есть и курево. Только воняет. Сколько раз проветривал квартиру, а все равно воняет.
Ужинал на чердаке. Снова видел ту девчонку с серебристыми глазами. Возвращалась с работы, наверное. На несколько секунд задержалась у подъезда, искала в кармане ключи от почты. В руке плоская сумочка, скорее саквояж, в таких бумаги и документы удобно носить. Сегодня она в джинсах, белый приталенный плащ расстегнут, ноги у нее красивые. Работает в какой-нибудь конторе, торгующей мороженой рыбой, выстукивает на компьютере договора и накладные. Пальцы вон какие тонкие и длинные. Без колец. Не замужем. А может — учительница? Или аспирантка?
…Неожиданно заявился Метла. Принес блок «Бонда» — говорит, купил на свои деньги. Так я ему и поверил. Запаха никакого он не услышал. Ничего удивительного, от него самого разило, как от той трубы — не мылся, наверное, неделю. Глаза запали, рожа помятая. Видно, крепко на иглу присел.