Даже про боль забыл и опять целовать везде начал, забылся, рычал, кусался, она притихла, я опять с ней что хотел делал, и она разошлась, отвечала мне на полную катушку. Вот чудеса!
Потом мы успокоились, но левое яйцо зверски ныло, совсем как во времена старых добрых юношеских поллюций.
— Никогда не делай так больше, — прохрипел я ей на ухо. — Я разворотил Дрыну череп водопроводной трубой, я в этом смысле уже не целка — ты поняла?
Моя рука вцепилась в ее лицо, она, даже если бы хотела, все равно кивнуть бы не смогла. Но мне ответ был не важен. Пусть знает…
Настало время завтрака. В холодильнике оказалась целая салатница оливье — я подумал, может, она гостей ждет сегодня? — но Валерия сказала, что салат позавчерашний, она для Петровского готовила, а тот не ел. Идиот Петровский.
Ладно… Выпили кофе. А потом я попросил ее поставить хорошую музыку и почитать мне вслух. Сибаритствовать, так до конца. Ты видишь меня, Метла?
* * *
Следственная группа уехала в 7.15, мама сразу принялась вытирать за ними пол.
Потом она решила еще почистить ковер, вытереть мебель и двери, и в конце концов принялась драить порошком фамильный хрусталь. Денис не стал мешать ей, оделся и вышел. Снетко откровенно сказал ему, что перспективы у дела практически нулевые, поскольку в лицо ночных визитеров никто не видел, трупов, к счастью, нет, а отпечатки на пистолете если и найдут, толку немного: большинство наемных убийц срок нигде не тянули и «пальчики» их нигде не зарегистрированы.
Денис и так это знал. Вызывать группу смысла не имело, но и обойтись без этого невозможно. Единственным реальным результатом следственных действий стало то, что у него изъяли его табельный пистолет. Полный идиотизм! Но таков порядок.
Вещественное доказательство — раз, до окончания проверки правомерности применения, оружия пистолет положено изымать — два! Теперь он чувствовал себя, как голый.
Надо было отвлечься, интенсивно загрузить себя работой да пора выжигать каленым железом разворошенное осиное гнездо, оттуда пойдут ниточки во все стороны, в том числе и к ночным визитерам… Он много раз звонил Агееву, но телефон не отвечал.
Тогда он поехал в концерн «Единство», допросил всех, кого застал в конторе, изъял две папки документов. Возвращаясь в прокуратуру, встретил неподалеку на улице Агеева. Денис подумал, что куратор искал его на работе.
— Вы у нас были? — поинтересовался он. — А как же конспирация?
— Нет, нет, с чего ты взял, — замотал головой майор. Денису показалось, что он не в своей тарелке.
— Знаете, что ночью было?
— Знаю. Вот гады! Совсем обнаглели! — Агеев смотрел на проходящие машины, бугристую кору старого тополя, только не на Холмса.
— А когда решение по моим материалам примут? Ждать-то нечего: один раз сорвалось, второй… Сколько может везти? На третий раз обязательно грохнут!
Агеев вздохнул.
— Не грохнут. Не лезь ты в это дело. Хватит. Работай спокойно, не заводи врагов…
Холмсу показалось, что он ослышался.
— Что?! А кто мне говорил ворошить муравейник?
— Обстановка изменилась. И там, — майор поднял палец вверх. — И здесь.
Программа, по которой ты работал, свернута. Свиньи возвращаются к своим корытам.
— Подождите… Какие свиньи? При чем здесь свиньи? Я рассорился с прокурором, милицией, коллегами, потому что они работали «спокойно», я завел кучу врагов, которые пытаются меня убить, все это я делал по вашему указанию! И вы давали мне гарантии безопасности и призывали к острым мерам! А сейчас советуете работать спокойно и не заводить врагов! А куда я дену тех, которых уже завел?! И с кем я буду спокойно работать?!
Денис перешел на крик. Напряжение, пережитое ночью, и неожиданное заявление Агеева поставили его на грань нервного срыва.
— Тише, на нас обращают внимание, — прошептал Агеев. — И вообще нам нельзя находиться вместе на людях. Созвонимся.
Не оглядываясь, майор быстро пошел к остановке троллейбуса.
Окончательно выбитый из колеи, Денис зашел в прокуратуру и поднялся на второй этаж. Как робот заварил себе кофе, отхлебнул. Кислая бурда. Но хоть горячая. Он почувствовал, что замерз. И снаружи, и изнутри. Душа замерзла.
За дверью, в курилке, слышны голоса Васи Кравченко и Панина, Вася пытается пересказать какой-то сюжет, связывая слова и предложения союзом «бля».
Надо согреть душу. Денис позвонил в школу Валерии, там сказали, что она больна.
Дома никто не поднимал трубку.
Может, в больнице?
Денис, морщась, допил кофе и набрал номер в сто первый раз. Трубка равнодушно гудела.
Денис зажал ее плечом и достал мятую пачку сигарет. Пустая.
Тууу.
Тууу.
Покопался в пепельнице, нашел подходящий окурок.
Тууу.
Тууу…
Когда прикуривал, трубка выскользнула и упала на стол, а затем на пол. Денис не торопился ее поднимать. Он держал кончик сигареты высоко над пламенем зажигалки, смотрел, скосив глаза, как желтоватая бумага начинает тлеть без всяких видимых причин, выстреливает дымком, из распотрошенного жерла вываливаются ярко-красные табачные крошки.
Прикурил. Поднял трубку. Положил ее на… Нет, прежде, чем положить, приложил на миг к уху. И-не услышал ничего. Подождал. Точно: тууу-тууу заткнулся.
— Алло, — сказал Денис.
— Да, — послышался голос Валерии. — Ты почему молчал?
— Трубка упала, извини… Привет.
— Привет.
— А ты где пряталась?
— Нигде. Я была дома. Просто спала.
— Я приеду к тебе сейчас.
Валерия замолчала. Странно замолчала — именно тогда, когда ответ, казалось, очевиден. Какие-то шорохи, щелчки в эфире — тоже странные.
— Алло, — сказал Денис.
— Не надо приезжать, — отозвалась Валерия. — Я не хочу.
— Почему? — тупо переспросил Денис. Надо же, как навалилось — одно к одному. Он устал адекватно реагировать.
Шорохи и щелчки.
— Потому что между нами все кончено. У меня другой мужчина. Я надеюсь, ты забудешь номера моего телефона и моей… квартиры.
«Квартиры», — подумал Денис.
— Я приду к тебе, — сказал он.
— Я все равно не открою. Прощай.
Денис аккуратно положил трубку, отставил в сторону аппарат. Потушил о батарею догоревший до последнего предела окурок. Ему хотелось застрелиться. Хорошо, что отобрали пистолет.
И тут в дверь постучали. Вася Кравченко просунул стриженую грушевидную голову и, глядя в пол, сказал: