— Эй! Там женщине плохо! Кто с ней пришел — скорее на выход!
«Мама», — подумал Денис. И опрометью бросился к дверям. Люди из очереди расступились, у них лица цвета яичного белка, точками намалеваны глаза. «Точка, точка, запятая». Одна ступенька, две, три, четыре…
Мама лежала на утлой скамейке метрах в двадцати от входа, голову ей поддерживала какая-то тетка в фуфайке и шерстяном платке. Накинутое на плечи пальто сползло, глаза закрыты, лоб в испарине, на щеке — грязный след.
— Что с ней? — крикнул Денис.
Он присел на колени, взял в ладони ее руку. Рука показались холодной, как рыба.
— Не знаю, — пробормотала тетка, отворачиваясь. — Сидела, курила, молчала, а потом вдруг смотрю: на землю — хлоп, и рот открылся. Ты ее сын, что ли? Держи тогда, мне некогда.
— Сейчас, сейчас, подождите…
Денис натянул на мать пальто, нащупал пальцами аорту на шее. Пульс частый, какой-то горячечный. Через секунду до Дениса дошло, что это его собственный пульс. У матери биение крови не прощупывалось.
— «Скорую» вызывал кто-нибудь? — крикнул он в самое ухо тетке.
— Не-е, кажется… Не знаю.
Он вскочил на ноги, оглянулся, ища глазами телефонную будку. Видел же где-то рядом, точно — видел, еще хотел позвонить на обратной дороге Агееву домой. Но где?..
Вместо телефона-автомата глаза Дениса уперлись в спину его новой знакомой.
Девушка уходила вдаль по улице в чем была: короткая юбка, свитер, ни куртки, ни головного убора. Она шла спортивной походкой, уверенно переставляя тонкие ноги в блестящих колготках и изящных ботиночках. Ни сумки, ни чемодана, с какими люди обычно отправляются в прачечную.
«А как же ее белье?.. — мелькнула удивленная мысль. — Она же стирала где-то рядом со мной…»
Но мысль эта промелькнула по краю сознания, и тут же он вспомнил: телефон!.. он видел телефон в самой прачечной, рядом с фанерным стендом «Информация для клиентов». Точно!
— Не опускайте ей голову, держите как можно выше, — сказал он недовольной тетке в фуфайке, со всех ног припуская обратно, к высокому бетонному крыльцу, на котором уже толпились зеваки.
— «Скорую»! — крикнул Денис на ходу. — Там автомат! Наберите скорее!..
Никто не пошевелился. Люди не любят отрываться от бесплатных зрелищ. Денис понял, что, кроме него, никто ничего не сделает, и замолчал, хватая распаленным ртом холодный воздух.
И вдруг зеваки полетели с крыльца. Раздался нечеловеческий вопль, какой-то звук, напоминающий вздох великана, потом ударил гром. Земля под ногами Дениса мелко задрожала, будто усилитель бас-гитары. Створка дверей с табличкой "ЭСТЕР-ЛЮКС.
Работаем с 9-00 до 23-00" отлетела в сторону, сбив какую-то женщину, из проема вылетело облако пыли, пара и вынесло с собой обломки стульев, кучу какого-то хлама и тряпья, повалил дым, вместе с ним стали выскакивать на улицу черные обгоревшие люди, они выли, кричали, отталкивали друг друга. И не понять было, кто из них мужчина, а кто — женщина. У них были одинаковые темные лица и дымящиеся лохмотья вместо одежды.
— Денис оглянулся: тетка в шерстяном платке уставилась на прачечную пустыми глазами-виноградинами, ее нижняя челюсть подпрыгивала. Голова матери лежала на голых досках.
— Поднимите голову, — сказал Денис.
Тетка посмотрела на него, как на пришельца.
— Поднимите ей голову, пожалуйста. Я побегу за «Скорой». Что ж вы раньше не вызвали-то, ей-Богу?
…Где-то далеко, за два квартала отсюда, девушка в блестящих колготках открыла дверцу подъехавшего к обочине автофургона.
— И как помывка? — негромко спросил ее мужской голос.
— Все чисто, — ответила девушка.
— Где он?
— Стоял у машины.
— А контроль результата?
— Чего зря светиться… Там никуда не денешься.
Когда она забиралась на высокую ступеньку, предусмотрительно подняв край юбки, проходящие мимо мужчины невольно оглядывались. Ноги у нее и в самом деле были красивые.
Денису пришлось долго ждать, пока разберутся с тяжелоранеными. Врачи в испачканных кровью и копотью халатах огрызались на Дениса:
— Подожди со своим обмороком! Не видишь, что делается?!
Денис готов был волосы рвать на себе: девять карет «Скорой», толпы врачей — а помощи ждать неоткуда! Тетка в платке куда-то смылась, мама лежала неподвижно, лицо, постарело лет на десять, глаза ввалились, щеки серые.
— Я следователь прокуратуры! — неожиданно закричал он и вырвал из кармана удостоверение, показывая коричневую книжечку сразу всем и никому конкретно. — Немедленно окажите помощь этой женщине!
Отсутствие конкретики дает и неконкретный результат. Хаотическое движение белых халатов не изменилось. Сердечный приступ уступает по зрелищности рассеченному лбу: чем больше крови, тем активнее реагируют доктора «Скорой помощи».
— Что у вас произошло?
Денис поднял голову. Молодая сестричка, не дожидаясь, пока он ответит, склонилась над матерью, прямо через платье приложила к груди фонендоскоп, одновременно оттянула вниз веко, пощупала пульс.
— Она сознание потеряла, — сказал Денис, хотя это было и так видно. — Еще до этого всего…
— Раньше такое бывало?
— Нет. Правда, у нее сердечная аритмия, я как-то пару раз «Скорую» вызывал…
Вокруг продолжался кошмар, резко пахло горелым мясом и кровью, под обломками что-то протяжно гудело: то ли агонизирующие машины с бельем, то ли голоса раненых. К прачечной сбегались все новые и новые люди, пожарники во всю глотку матерились на шофера, требуя прибавить «напругу». До Дениса постепенно доходило, что было бы с ним, не упади мать в обморок.
— Да, тахикардия, и давление упало, — сказала сестричка. — Кардиоспазм. Сейчас все сделаем…
Она убежала к машине, вернулась с чемоданчиком. Денис слышал, как вслед ей что-то раздраженно крикнул врач, закатывающий в «Скорую» носилки с раненым.
Сестричка, нахмурившись, сказала Денису:
— Подними рукав повыше. Живей…
Отбросив пальто, он взял руку матери, закатал рукав до плеча, обнажив овальную оспинку, — возможно, еще с детства осталась, от ветрянки. Денис попытался представить мать маленькой девочкой, всю в веселых зеленых пятнышках. Не смог.
Сестра проворно протерла ваткой маленький пятачок на плече, тонкое жало шприца легко вошло в кожу. Денис невольно вздрогнул.
— Кареты переполнены, — скороговоркой произнесла девушка. — Машину ищи сам.
Седьмая больница здесь ближе всего, через два светофора — но лучше езжай куда-нибудь на окраину. Ничего страшного нет, а в седьмой сейчас наверняка все на ушах, там не до нее будет.