— Плюнь, — веско сказал Байдак.
— Да к чему все это, Дмитрий Павлович: лещ, французское вино, то-се?.. Зачем?
Праздника никакого нет, дня рождения тоже.
— Я не люблю громких слов, ты знаешь. Лялечка очень благодарна тебе за тот звонок. Я — тоже. Ну и Родик… Вроде бы как у него все налаживается. Есть еще пара вопросов, вполне решаемых, на мой взгляд…
«Но решать их придется мне», — мысленно добавил Степанцов.
— Хорошо. Все. Я понял, — быстро сказал он. — Мы с Ниной подойдем к половине седьмого.
— Ну и прекрасно.
Едва прокурор успел положить трубку, как в дверь постучали. Это Петровский и Лопатко. Петровский побывал у Есипенко на квартире, звонил оттуда: дело принимает дурной оборот. Куда еще дурнее…
— Так что вы там затеяли? — спросил Степанцов, поднимаясь из-за стола. — Ездите везде, людей пугаете… Вдвоем, как эти… Эскадроны смерти. Или много свободного времени?
Он не любил обнаруживать при подчиненных даже малейшее свое раздражение — потому голос его оставался ровным и спокойным. Прокурор ходил взад и вперед по кабинету, словно маятник, и половицы ритмично поскрипывали в такт его шагам.
— Есипенко не запил и не загулял, Владимир Иванович, — несколько обескураженный таким приемом, сказал Денис. — Он пропал. Причем нехорошо пропал: вещи на месте, деньги на месте…
— И что? Потащился за какой-то девчонкой, залег у нее… Или вообще в другой город заехал. У такой публики это сплошь да рядом.
— И напарник его пропал — Курлов, — продолжил Петровский. — Я вызвал — не пришел, дома нет, на работе нет…
Степанцов вздохнул.
— Это только в кино все загадки разгадываются и все становится ясно. А в жизни… Знаешь поговорку: «Один дурак может задать столько вопросов, что и сто умных на них не ответят». Что ж нам, теперь искать всех подряд?
— Но…
— Когда ты привлечешь Есипенко в качестве обвиняемого, объявишь розыск, тогда и будем его искать! А до его напарника нам вообще дела нет!
— Как же нет? — вмешалась Лопатко. — Они вместе были в «Пилоте»! Это Курлов ударил Плыша! Потерпевший его опознал по фотографии! Теперь все концы сошлись!
Прокурор перестал расхаживать взад-вперед и вернулся за стол.
— Еще что скажете? — строго официально спросил он.
Денис кашлянул.
— У Есипенко в шкафу вещи разных размеров. Много пар часов. Я сразу обратил внимание, но никому не сказал. Хочу сделать дополнительный обыск, пригласить родственников Берсенева и Старыгина — пусть посмотрят. Может, это вещи убитых…
Степанцов смотрел в стол перед собой. Зеленый пацан копает глубоко, и он очень цепкий. Видно, Дмитрий Палыч встревожился не на шутку. И эту свою тревогу изольет сегодня ему под запеченного леща с французским вином. Хотя изольет без акцентации, мимоходом. Он ведь держится всегда так, будто главней городского прокурора раз в пятнадцать. Самое смешное, что так оно и есть. С его связями не потягаешься, да и капиталы такие, что дай Бог каждому… А теперь выставляется в Законодательное собрание, и пройдет, голову на отсечение — пройдет!
Надо с этим считаться. И сесть за дружеский стол с уже готовым решением проблемы. Пусть супруги Байдак порадуются. Нет, даже не Дмитрий Павлович и не его румянозадая Лялечка — те в явное говно не влезают. А вот сынок — да…
Родька, Родик, сукин сын. Родион Дмитриевич. Вот кто знает, чего ему бояться.
— Я вас внимательно выслушал, друзья мои, — веско произнес он. — Работаете вы нерационально, разбрасываетесь и занимаетесь ерундой. Вместо того, чтобы сосредочиться на убийстве губернаторской тещи, Лопатко собирается разыскивать того, кто заехал по физиономии какому-то Плышу! Знаете, сколько раз в день кто-то кому-то бьет морду? Будем всех искать?
«Пой, ласточка, пой!» — злорадно подумал Денис. В кармане у него бесшумно работал диктофон.
Таня хотела что-то сказать, но прокурор поднял руку.
— Нет. Будем расследовать дело о смерти Войковой, тем более что есть новые данные, позволяющие завершить его очень быстро.
— Какие данные? — встрепенулась Таня.
— Всему свое время, потерпите, — мягко сказал прокурор и обратился к Петровскому:
— А вам, конечно же, еще рано расследовать столь сложное дело, как убийство водителей. Это моя вина — не учел. Но теперь мы поправим положение.
Сегодня же передайте дело Курбатову.
— Почему? — вскинулся Денис. — У меня все получается!
— Ничего у вас не получается. Но когда вы это поймете — будет поздно, — раздраженно сказал Степанцов. И приказным тоном добавил:
— Сегодня же передайте дело! А сейчас вы свободны!
Ошеломленный Денис развернулся и как заводной автомат вышел из кабинета.
— Присядьте, Татьяна Леонардовна. — Степанцов вынул из сейфа тощую папку, картон на которой еще не успел размочалиться. Положил на стол.
— Возьмете дело Пешнера, сутенера. Кравченко на последнем дежурстве вынимал его из петли. Помните?
— Помню, — сказала Таня Лопатко. — Только…
— Тут все просто. Пешнер, по оперативным данным, был должен больше сорока тысяч долларов, машину у него забрали за долги, четыре лучших его девочки упорхнули к Вазраняну — так что все основания покончить с собой у Пешнера налицо. Вряд ли это может быть инсценированное убийство… Но родственники жаловались, они сомневаются — пожалуйста: мы возбудили уголовное дело и провели расследование.
Теперь надо очень грамотно и толково его закончить, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Задокументируй все и прекращай расследование. Кравченко не слишком аккуратен в такой работе.
— Но у меня и так восемь дел. К тому же дело Войковой только-только сдвинулось с мертвой точки.
— Кстати, о новостях! — прокурор поднял палец. — Есипенко мертв. Поэтому дело Войковой тоже можно спокойно прекращать.
Прокурор сделал паузу. Лицо Татьяны Лопатко — смесь хорошистки-активистки с первой парты и набирающейся горького опыта суки, — лицо ее вытягивалось, тяжелело, перетекало к подбородку большой фиолетовой каплей, готовой сорваться и капать, капать на бедные мозги Владимира Ивановича.
— В балке у Ботанического сада собаки раскопали труп, — спокойно продолжил Степанцов. — Изуродованное лицо, но одежда совпадает с той, что описана в розыскной ориентировке на Есипенко. Курбатов выезжал на место, он прихватил шофера из «Витязя», и тот опознал Есипенко.
Таня Лопатко поднялась из кресла еще на слове «труп» и удивленно смотрела на прокурора, будто тоже проводила опознание.
— Почему же вы ничего не сказали Петровскому?
— Его это уже не должно интересовать.
В это время дверь прокурорского кабинета распахнулась. На пороге стоял возбужденный Денис. Он был бледен, губы заметно подрагивали.