Деничка сидел в спортивной шапке, натянутой на уши. Точки глаз под линзами очков смотрели одиноко и затравленно. Одинокие точки. Мне хотелось взять его за руку, чтобы перекачать в него немного своей энергии. Но я стеснялась. Не так поймут.
Деничка тихо рассказывал о первой операции, на которую они с Надей пошли легко и почти с воодушевлением. Казалось, немного мучений — а дальше здоровье и прежняя жизнь. Но через полгода после операции обозначился рецидив и встал вопрос о новой операции. И вот тогда их обоих охватила паника. Голова ведь не ящик, который можно вскрывать раз за разом… Они собрали все силы и пошли на вторую операцию. А потом понадобилась третья… Неизменный вопрос: ЗА ЧТО? И выясняется — ни за что. Такая твоя участь.
У Денички на щеку выползла одинокая мутная слеза. А Надя с равнодушным мертвым лицом в цветах, как невеста, под крышкой гроба, на холодном полу.
Мне мысленно захотелось проводить Надю, сдать ее в руки вечности. А потом поехать с Деничкой к нему домой, налить полную ванну горячей воды, раздеть его и усадить в горячую воду. Пусть отмокнет и отогреется. Он будет сидеть долго, пока из него не выйдет его внутренний холод.
Мы молчали. Каждый думал о своем.
Деничка наклонился ко мне и тихо сказал:
— Извини пожалуйста, я должен уделить немного внимания Карине.
— Ну конечно… — согласилась я.
Я знаю, что во время высоких приемов хозяин по протоколу уделяет время важным гостям, переходя от одного к другому.
Деничка решил подойти в Карине, но не знал, как это сделать. Она сидела в противоположном углу за гробом, и попасть к ней можно было только ползком по лавке. Деничка так и сделал. Он обошел гроб со стороны кабины водителя, встал на скамейку коленями и пополз к Карине, передвигаясь на кистях и на коленях. Я с удивлением смотрела, как ловко он переступает руками. Как в мультфильме. Его лицо было приподнято, обращено в сторону Карины и светилось, как люстра Большого театра. Глаза, как казалось, выдвинулись вперед от нетерпения. Счастливый волчонок полз и звенел от внутренней музыки.
Брат Нади, седой, но крепкий мужик, наклонился ко мне и задал вопрос о разделе имущества. Видимо, знал, что я юрист. Я грамотно и обстоятельно стала отвечать на его вопрос. А Деничка полз. А Надя — под крышкой.
Наконец Деничка добрался и опустил ноги. В углу было место для ног. Он что-то шептал Карине на ухо. Карина слушала и реагировала только уголками губ.
Наверное, он шептал ей о том, что они вернутся домой и в четыре руки вымоют полы, чтобы смыть следы чужого страдания и угасания. Карина — молодая и сильная, вымоет полы не шваброй, как это делала бы я, а руками и тяжелой тряпкой, крепко прижимая тряпку к полу.
Автобус остановился перед крематорием. Крематорий был выполнен из бетона, как все современное строительство. Неподалеку виднелась деревня, и солнце светило по-деревенски — просторно и простодушно. Ему здесь ничего не мешало. Надвигалась весна. Еще одна весна в моей жизни.
Подкатил второй автобус. Из него стала выходить основная масса провожающих — друзья Нади и Денички, ученые-шестидесятники.
Поношенные лица, поношенные одежды. На фоне яркого неба и снега они выглядели как кучка человеческого хлама. Но глаза — молодые. Они, наверное, не заметили, что постарели.
Ко мне приблизилась одна из них, в джинсах. Студентка, пожилой курс.
— Меня зовут Света, — представилась она. Я ждала отчества, но его не последовало. — Я работаю с Денисом в одной лаборатории.
У Дениса, между прочим, тоже есть отчество. Ну да ладно.
— Мы знаем, что Денис разговаривал с вами по телефону…
Я кивнула. Значит, приходил и докладывал. Делал достоянием общественности.
— Вы знаете, он просто расцветал после ваших бесед… Он становился совершенно другим… Вы ему очень помогали. Спасибо вам от нас всех.
— Пожалуйста…
Мы замолчали. Свете что-то мешало.
— Извините… — решилась она. — Но вы не могли бы и дальше разговаривать с нашим Денисом?
Я сделала плавный жест в сторону Карины. Карина стояла в трех шагах, подставив лицо солнцу. Южные люди особенно скучают по теплу.
Света посмотрела в сторону Карины, подумала и сказала:
— Это совсем не то…
— Ну почему же? — спокойно возразила я. — Она может дать гораздо больше.
— Вы меня не поняли.
— Поняла.
Химия и физика. Интеллект — это химия. Химические процессы в мозгу. А тело — физика. Ее груди как тугие шары. Она может родить ему ребенка, и Деничка познает чудо отцовства.
А поговорить… Подумаешь… Можно и не говорить.
Подошла наша очередь. Точнее, очередь Нади.
Зал крематория с высокими потолками, наподобие церковных. Женщина — ритуальный работник, тактично руководила прощанием.
Света подошла к гробу, наклонилась к уху Нади и стала что-то нашептывать. Что она говорила? Может быть, успокаивала: все проходит хорошо, много цветов и людей, Надя в гробу выглядит замечательно… Может быть, убеждала Надю не волноваться за оставшихся. Денис ухожен и присмотрен. Не пропадет.
А может быть, Света советовала Наде быть эгоисткой: сбросить все земное, приготовиться к трудностям нового пути и выдержать их.
Света шептала, шептала, и я видела: лицо Нади становилось светлее, спокойнее, как будто она все слышит и приемлет.
Света отошла. Створки под гробом раздвинулись, пахнуло жаром.
Гроб стал медленно опускаться в адскую топку.
Деничка качнулся, как будто хотел упасть на гроб. Я инстинктивно схватила его за руку. Рука крупно дрожала. Казалось, Деничка был подключен к высокому напряжению. Это и было ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ. Я посмотрела в его лицо. На нем было такое горе, из которого не всплыть.
Я заразилась его горем и заплакала. Все стояли и плакали по Наде, по Деничке и по себе.
* * *
Когда я вернулась домой, муж уже спал. Я раздевалась в прихожей и слышала, как он ворочается. Скрип пружин был недовольным, как ворчание…
Муж повертелся, потом встал. Нарисовался в дверях.
— Надю похоронили, — объяснила я свой поздний приход.
Муж промолчал. Причина была уважительной.
— И чего? — спросил он.
— Мы думали, ее муж помрет от горя, а он все это время спал с медсестрой.
— Ну и что? — спокойно отреагировал муж. — Можно умирать от горя и спать с медсестрой. Одно другому не мешает.
— Мешает, — не согласилась я. — Взаимоисключает.
Я вспомнила два лица Денички. Одно — возле Карины, светящееся счастьем, другое — у гроба, под высоким напряжением горя. Деничка был подлинным тут и там. Одно другому действительно не мешало, как будто находилось на разных сторонах одной монеты. Денис действительно умирал от горя, но живой в могилу не полезешь, и он спал с медсестрой. Он так выживал. А еще ему нужен был человек, с которым можно было бы все озвучить и осмыслить. И все его преданное окружение заботилось, чтобы у Денички была физика и химия. Можно понять…