* * *
Сон, не сон...
Да проснись ты, госпожа Папия! Проснись, говорю!..
Не сон.
Яркое солнце за окном, за отворенными настежь ставнями, ласточки в белесом от жары небе. Помпеи, славное заведение дядюшки Огогонуса. Все знакомо, все обычно. Аякс все тот же... Нет! Не тот же, совсем не тот.
Госпожа Папия! Проснись наконец!
Проснулась.
— Что-то случилось? Что-то...
Можно не спрашивать. Все на лице у одноглазого написано — большими буквами, как в школьных прописях.
— Спартак...
Сглотнул, по лицу ладонью провел, глазом своим единственным моргнул, словно под веко пыль попала.
— С утра закричали. Сначала на форуме, потом на улицах. Разбиты наши, у Везувия разбиты. И Спартак вроде как... Убит, значит.
Привстала, в окно посмотрела, все еще не понимая Ласточки, ласточки... Хорошо вам там, в небе, ой хорошо. До первого ястреба.
— Эта когорта, «Жаворонок» которая... Квинтилий Басс, в общем. Перехитрили наших, ночью напали. Почти всех на месте положили, кто уцелел, на вершине заперся.
Встала, накинула тунику.
Кивнула.
Все ясно! Как думали, так и случилось. Когорта «Жаворонок», ветеранская, отборная, успела раньше, чем наши на Везувии спохватились. И что ночью напали, тоже понятно. Мастера!
— Папия! Госпожа Папия! Тебе... Может, воды дать?
Стиснула зубы, помотала головой. Вот так, богиня Папия! «Гордыня — не просто завышенная самооценка, это принципиально неправильная самооценка». Лучше надо было Учителя слушать!
— Я поняла, Аякс. Спускайся вниз, скоро буду. У нас сегодня полно дел.
* * *
Пыль... Отчего так много пыли? Ее здесь всегда много, но сегодня вообще хоть не дыши. Не дыши, глаз не открывай.
— Ой убили! Ой убили-зарезали! Всех убили, до последнего, кожу содрали, на кипарисах развесили, Спартака-старшого в цепи заковали! Ой, люди добрые, чего было, чего было!.. А? Чего было? Так все же говорят, все. Нет, сама не видела, но так ведь все...
Сколько пыли! Не иначе ветром утренним нанесло. Или я просто не замечала, все по сторонам смотрела, ласточек в небе считала. А вот сегодня почему-то все сандалии собственные рассматриваю. Не хочется взгляд поднимать.
— Восславьте богов, квириты! Сокрушены супостаты, всеконечно сокрушены. Хвала тебе, Юпитер Капитолийский, хвала тебе!..
Людно сегодня на форуме помпейском. Торговцев, что из сел окрестных приезжают, не слишком — не иначе букцины распугали, зато местных полно. Сошлись, сбежались. «Волчицы» сонные — прямо с подстилок соломенных, гуляки не похмеленные с рожами небритыми, разносчики уличные, носильщики, стражники. Еще бы, новость такая!
А какая, собственно?
— Сам видел, слышал сам. Все, все видел! Я тогда аккурат к Везувию подъезжал. Гляжу: бегут. Нет, вначале не увидел — услышал. Букцина, значит, заиграла. Сначала одна, потом другая...
— Значит, протрубили в букцины — громко так, от души, потом — вроде как топот конский. Гляжу на дорогу, а там...
— Вначале конные, с сотню, не меньше, потом и пехота — бегом, с копьями наперевес. Крепкие такие, в годах, не иначе ветераны...
Слушают. И я слушаю. То ли в третий раз, то ли в четвертый.
— Я к вилле ближайшей, что возле Везувия, а туда не пускают. Стоит десяток крепких ребятишек — опять же с копьями, а дальше этот, на древке, серебряный. Ну значок когорты который. Гляжу, а на серебре — жаворонок, тоже Из серебра. И цифра — то ли пять, то ли шесть...
Пока мы из Испании плыли, трюмные благовония вдыхали, от скуки да от качки о многом с сенатором Примом поговорить пришлось. И о Риме проклятом, и о Сулле, и о кампании нашей. Умен он, Прим, и знает много. Таких, наверно, и следует в сенат назначать. Только ум у него тоже — сенаторский, непростой. Вот, скажем, слухи, болтовня обычная. Вроде бы невеликое дело — всегда люди языками чесали. И прежде, и теперь, и через тысячу лет будут. Только для Прима-сенатора это не просто словеса пустые да глупые — источник. Так и сказал он: «Источник», вроде того, что на поляне лесной увидишь. He беда, что вода мутная — пить все равно можно, если дать отстояться. Врут, перекручивают, но правду сыскать таки можно. Если, конечно, знать как. Прим мне сказал — как. Благо времени на все хватило и на это Долго плыли! Не так и сложно оказалось. Вначале следует найти этот самый «источник» — говоруна длинноязыкого, кто первым болтать начал, кто волну пустил.
Слухи, конечно, не только «источник». Ручеек и оружием стать может, если, к примеру, яду в него плеснуть. Но это уже иной разговор.
— Точно, точно, шестая когорта. Они уже с ночи на Везувии были, и лагерь разбить успели, и все вокруг прочесать...
Вот и хлебаю я из источника этого — полными горстями. Противно, но надо. А тут еще пыль. Откуда ее столько?
— Давно пора на крест этих разбойников! Где же видано такое? Десять рабов бежали в один день. И у меня бежали, и у соседа. Не иначе к разбойникам этим проклятым и подались. На крест, на крест!
— Ой убили! Ой убили-зарезали! Всех убили...
* * *
— Я так поняла, Аякс. Болтают многие, площадь целая, а видел всего один. И не видел даже толком.
— Чего ж не видел, госпожа Папия? Все видел, все сходится: шестая когорта, ветеранская, жаворонок на значке.
— И больше ничего. Пока мы знаем, что Квинтилии Басс у Везувия, наверное, и сам Глабр туда уже подоспел — или подоспеет вот-вот. И все! Боя не было, убитых не было, пленных. А ты: разбили, убили!
— Ну... Понятное дело, на то и болтают. Один сказал: пришли, второй: в бой вступили, третий: строй прорвали, четвертый: лагерь захватили.
— Угу. Эх, взять бы этого болтуна, за ворот встряхнуть, ножик к горлу приставить!
— Это можно, Папия! Прослежу за ним, а ближе к утру…
— Нет, не стоит, все, что знал, он уже рассказал. Глядишь, завтра новый говорун объявится — и его послушаем. Приказ помнишь: наблюдать и докладывать, не больше. Пока мы свое дело сделали, ты прав. Будем ждать.
— Только... Последнее это дело, госпожа Папия, — ждать. Оно, бывало, стоишь, выхода на арену ожидаешь...
— Мы давно на арене, мой Аякс. Не спеши! Слушай, пыль-то откуда? Никогда не видела, чтобы так много...
Антифон
Не спешить! Легко сказать, не спешить. Перед битвой — еще ладно, а когда бой начался? Твои друзья уже воюют, им в лицо Смерть глядит, а ты!..
Но тогда, в те далекие жаркие дни, и вправду никто не торопился. Что случилось, я поняла быстро: ветераны Квинтилия Басса заняли дорогу, которая на Везувий ведет, но дальше не пошли. Ждут! Понятно чего — Глабра ждут. И Спартак не торопится — тоже ждет. И Глабра-претора, и момента нужного.