— Куда идём? — спросила Алият.
— Куда хочешь…
Она постояла, недовольно сдвинув брови, потом повернулась и вышла. Когда корабль покачнулся и медленно двинулся дальше, в пустыню, Ар-Шарлахи извлёк из-под подушек и положил на ковёр металлическую плоскую черепашку, которую ему при расставании чуть ли не насильно навязал Тианги. Враждебно глядя на тускло поблёскивающий подарок, скинул запятнанную сажей повязку, выцедил чашку до дна и стал ждать, когда тупое тоскливое отчаяние сменится настоящей злостью. Наконец усмехнулся криво и, взяв устройство, сдвинул на нём рубчатый выступ, затем вытянул за шишечку полый металлический прут. Внутри черепашки что-то пискнуло, а немного погодя тихий дребезжащий голос, слегка лишь похожий на голос Тианги, произнёс:
— Я смотрю, ты не слишком торопишься… Имей в виду, с севера на подходе ещё один караван.
— Вы сожгли моего друга! — тяжело дыша, сказал Ар-Шарлахи.
Несколько секунд устройство молчало, чуть слышно потрескивая.
— Не понял, — продребезжал наконец Тианги. — Объясни. В чём дело?
— Вы сожгли мой второй корабль! — заорал Ар-Шарлахи, чувствуя, как глаза застилает пеленой. Злость наконец пришла, и можно было не выбирать слов. — А его вёл мой друг! Что же вы делаете, вараны?.. Лучше бы вы меня сожгли!..
Он ругался взахлёб, пока не обессилел. Поднесённая к губам вещица потрескивала довольно долго, и Ар-Шарлахи, замолчав, подумал было с испугом и ликованием, что Тианги онемел от ярости. Ничуть не бывало. Тианги просто обдумывал услышанное.
— Да… Неприятно… — медленно проговорил он. — Но послушай… Ты же сам пожаловался, что тебе перекрыли дорогу. Мы ведь в общем-то стреляли из-за тебя… Чтобы тебе помочь… Разве не так?
— Я не просил… — обессиленно выдохнул Ар-Шарлахи.
— Мне очень жаль, — помедлив, отозвался Тианги. — Но на войне, знаешь, такое случается сплошь и рядом… Бьёшь по врагу, а заодно накрываешь своих… Если не секрет, куда ты сейчас направляешься?
— Куда-нибудь…
Ар-Шарлахи показалось, что Тианги усмехнулся.
— Ну ладно. Удачи тебе… где-нибудь. Хотя сейчас это несущественно. Куда бы ты ни пошёл, события будут везде одни и те же… А теперь верни эту штуку в исходное положение. Как договаривались.
Ар-Шарлахи послушно сдвинул рубчатый бугорок, и черепашка онемела. Утопил металлический прут и уже хотел было снова отправить устройство под подушку, как вдруг заметил, что в проёме стоит и смотрит на него во все глаза бледная Алият.
— Ты говорил… с ними?..
Он насупился и, не ответив, спрятал вещицу.
— Сумасшедший!.. — хрипло сказала Алият. — Так кричал, что на палубе слышно… Это ты на них?!
— На них, — глухо сказал он и налил вина. Алият наконец-то догадалась прикрыть дверь и медленно опустилась на ковёр, по-прежнему не сводя глаз с Ар-Шарлахи.
— Они — колдуны? — прямо спросила она.
— Не знаю, — сказал он. — Вряд ли. И потом, я уже тебе, кажется, говорил, что в колдовство не верю…
— А это? — Она кивнула на подушку, под которую он сунул подарок. — А молнии?..
— Это не молнии, — буркнул он. — Тианги сказал, что это ракеты.
— Что?!
— Ну… Как бы это тебе объяснить? Ты ведь ни разу не была на празднике в Харве…
— Я видела ракеты на празднике в Зибре.
— А! Ну вот… У нас это игрушки, а у них — оружие… Поняла теперь?
— Поняла… — тихо ответила Алият.
— Что ты поняла?
Алият помотала опущенной головой: то ли чтобы прийти в себя, то ли просто сбрасывая повязку. Бесцеремонно отобрала чашку и выпила остаток вина залпом. Взвесила посудинку в руке, как бы прикидывая, куда зашвырнуть.
— Я поняла, что с ними нельзя ссориться… — надломленным голосом сказала она. — Колдуны, не колдуны… Не дразни их, слышишь? Соглашайся!
— На что? На мятеж? На новую смуту?
Алият поставила чашку на ковёр, нахохлилась, зябко повела плечами.
— Всё-таки я тебя не понимаю, — призналась она, покосившись на чумазое изваяние государя. — Ты ненавидишь Улькара. Ты в него прошлый раз посудиной бросил, разбить грозишься… Ну так они же тебе это и предлагают поднять против него бунт! Что тебе ещё нужно?..
Медленная судорожная усмешка покривила смуглое длинное лицо Ар-Шарлахи.
— Если, ненавидя Улькара, — тщательно подбирая каждое слово, изрёк он, — я буду вести себя подобно Улькару, то чем я лучше него?
Алият с напряжённым вниманием вобрала глубокую эту мудрость, но, судя по оторопелому выражению лица, постичь её так и не смогла.
— Ну вот что ты сейчас сказал? — не выдержав, взорвалась она. — Ты же сам не понимаешь, что ты сейчас сказал!.. И хватит пить!
С видом покорным и разочарованным Ар-Шарлахи дал себя обезоружить. Алият была вне себя.
— Просто чистеньким быть хочешь! — злобно перевела она сложные логические построения Ар-Шарлахи на общечеловеческий язык. — В крови по брови, в дерьме по брови, а всё ещё из себя что-то строишь!.. Пальмовая Дорога только знака ждёт! Голорылых — ненавидят! Ты уж мне поверь, я-то знаю…
— Можно подумать, я не знаю… — проворчал он.
— Главное, сам же говоришь: ничего с тебя за помощь не возьмут!..
— Как это не возьмут? К морю вон выходить запретили…
— Оно тебе нужно?
— Нет. Просто не люблю, когда что-нибудь запрещают.
— Я с тобой с ума сойду!
— Конечно, сойдёшь. Куда ж ты денешься?.. — Ар-Шарлахи поднялся и двинулся к двери.
— Ты куда?
— Куда-куда… Вино вон отобрала!.. Пойду хоть по палубе прогуляюсь…
— За борт смотри не свались!..
Оставив этот последний выпад без ответа, Ар-Шарлахи вышел в шаткий коридорчик и по играющей под ногой лесенке выбрался на палубу. Угрюмо оглядел качающийся настил мачты. Кругом деловитая осмысленная суета, всяк занят своим делом. Неутомимой Алият всё-таки удалось приучить бунтовщиков и каторжан к порядку. Втайне они её ненавидели за настырность и, не будь Шарлаха, разорвали бы, наверное, в клочья при первом удобном случае.
Хватаясь за снасти, Ар-Шарлахи побрёл по настилу, краем уха ловя обрывки приглушённых, торопливо прекращаемых при его приближении разговоров.
— …не отверни он тогда, шёл бы сейчас с нами…
— …а эти дурачки — тоже додумались, за борт попрыгали… Ну и где они теперь?..
— …я тебе говорю! Привели его прямо к молоту, говорят: «Видишь? Вот так и с Улькаром будет…»
— Ну?
— Ну вот тебе «ну»! Поднимай, говорят, Пальмовую Дорогу, даже не сомневайся!..
— Шорох! Повязку прикуси!..