Также с этого момента вмешательство божества признается только в чуде, то есть в факте, явно противоречащем естественному порядку вещей, а не как было прежде: в регулярных и постоянных проявлениях этого порядка. Но поскольку каждое чудо благодаря науке сыновей Гермеса получает однажды объяснение и, следовательно, возвращается в порядок вещей, единственный бог тем самым возвращается к своему отсутствию...
Вполне представляю себе, смертные, что, говоря с вами таким образом, я шокирую, раню или возмущаю многих из вас; а иные принуждают себя усмехаться, делая вид, будто не стоит принимать мои речи всерьез. Но нет, дети мои! Я-то наблюдаю вас из глубины ваших веков, на протяжении всего миллиона лет вашего существования. Однако идея бога-единицы, обосновавшегося вне мира, совсем недавняя, повторяю вам: три тысячи пятьсот лет, не больше. Как же тогда получилось, что это заблуждение приобрело среди вас такой большой успех?
Ну очень просто: потому что оно — отражение вашего собственного желания превосходства и всевластия, потому что все вы — маленькие ахетатоны и моисеи, потому что вы сами хотели бы быть единственными и навязывать свою волю целой Вселенной. А поскольку с утра до вечера все доказывает каждому из вас, что он отнюдь не высший и не единственный, вы и породили или восприняли этот образ бога-отца, всемогущего самодержца, чтобы утверждать, будто вы его дети, и убаюкивать себя иллюзией, будто вы на него похожи.
У вас обычно говорят, что человек выдумал богов. Ну уж нет! Он выдумал только одного — этого. Остальных он осознал и отверг, чтобы смастерить себе зеркало своей собственной гордыни. Кара не заставила себя ждать; нам, древним богам, даже не пришлось вмешиваться. Кару вы наложили на себя сами.
О! Как же пагубны были для вас гимны безумного фараона!
«Это ты создал мир, ты один и по воле твоей. Но никто не зрит на тебя, кроме меня, плоти твоей, сына твоего...»
«Бог божественный, сам себя породивший... ты в моем сердце, и никто не знает тебя, кроме сына твоего, царя Ахетатона».
А сколько забот, страданий, несчастий принесли вам невнятные упрощения, непродуманные предписания, грозные запрещения того, кого вы называете Моисеем, то есть «ребенком», но без уточнения, чьим именно, очевидно подразумевая, что он был ребенком самого Всемогущего!
С тех пор, как у вас уже не было в голове другого бога, кроме бога-отца, единственного создателя всего сущего, вы стали чувствовать себя виновными по отношению к нему на тысячу ладов. Всякий раз, думая утвердить и удовлетворить свое призвание к жизни, вы сразу же приписывали ему гневные и запретительные мысли, которые сами питаете по отношению к собственным сыновьям; вы сразу же стали жить, как под вашей властью живут ваши дети: страшась требований и наказаний единственного бога. Вы сочли себя виновными с самого рождения, виновными уже в том, что родились, и осужденными еще до того, как потянулись губами к материнской груди.
Безумный фараон, властолюбивый пророк, вы сами, захотевшие стать высшими существами, сделали из человека ничтожество, носителя первородного греха.
Когда вы умели распознавать во Вселенной присутствие различных начал, вам было к кому обратиться. Если один из нас, богов, разрушал ваш дом, то другой, столь же деятельный, помогал вам отстроить его заново. Отнюдь не один и тот же насылал на вас попеременно процветание и разорение; и вам не приходилось обжаловать ваши невзгоды перед тем же судом, который вас в них и поверг.
Да, в который раз вас унизила собственная гордыня.
Вы хоть отдаете себе отчет, в какое положение поставили себя, заменив нас всех единственным родителем?
Та же рука, что сделала игральные кости, бросает их, считает очки и назначает взыскание. Кому? Костям. А ведь кости — это вы сами.
Ах, дети мои, теперь мой черед сказать вам: это несерьезно! Признайте, в мое время к вам относились лучше.
Чтобы единобожие повсеместно распространилось на обширных континентах, понадобился приход еще одного пророка, который проповедовал любовь, чтобы уравновесить ненависть, прощение обид, чтобы уравновесить нетерпимость, милосердие, чтобы уравновесить несправедливость, надежду, чтобы уравновесить страх. И наконец, утверждая, что является самим богом, он восстановил — отчасти, по крайней мере, — понятие множественности божественного. Относительная уступка вселенскому равновесию в конечном счете.
Но этого человека-бога, этого божественного брата вы изображаете не так, как древних полубогов: в виде совершенного человека, возвышенного и торжествующего; вы предпочли создать из него образ человека униженного, терзаемого, поруганного, окровавленного, мертвого. Все тот же страх наказания. Когда вы простираетесь перед распятым, вы словно доказываете незримому отцу, что отождествляете себя с его униженным сыном. И через это рассчитываете отвратить от себя кару.
А в других краях понадобился третий пророк. Он пообещал вам после смерти значительные удовольствия в награду за лишения и раны, полученные в тяжком труде по истреблению себе подобных, которые исповедуют не такую веру, как ваша...
Но, дети мои, заблуждение не обязательно должно длиться вечно; быть может, даже оно подойдет к концу...
А теперь, когда это высказано, чтобы прояснить последующее, вернемся к началу вашей пятой расы и к богам равновесия.
Немесида и Тихе.
Немесида становится Ледой. Диоскуры.
Кастор и Поллукс. Время Близнецов
Каждое существо на земле устроено таким образом, что несет в себе слабости, равнозначные своим силам, чтобы получать бремя невзгод, равное доле своей удачи, и испытывать провалы, пропорциональные своим победам. Элементы варьируются в зависимости от человека, но их соотношение, по сути, постоянно.
Если же катастрофы, бедность, рабство, голод, эпидемии, разрушения постигают вас без явного возмещения, значит, они метят не в вас лично, но в семью, класс, город, нацию или вид, к которым вы принадлежите, так как они должны испытать падения, пропорциональные тем взлетам, которые познали или познают.
Два божества назначены следить за этим постоянством, две богини приставлены к коромыслам весов. Они сосредотачивают, или разделяют, или направляют силы других богов, чтобы уравновесить их действие.
Одну из этих богинь зовут Немесидой. Среди вас у нее дурная репутация, и даже в те времена, когда вы еще умели называть богинь по именам, ее имя вы старались не упоминать. Вы придумывали для нее странные обозначения, называя Неумолимой, Божественным мщением, Небесным гневом. Делая это, вы на нее клеветали, поскольку ее истинное имя — Распределение.
Немесида принадлежит к самому древнему поколению богов, и земное время над ней не властно. Она была здесь задолго до эпохи Урана. По сути, она из среды Судеб, их ставленница, и следит за исполнением их повелений, утверждает их порядок. Но не в одиночку. У нее есть напарница; они никогда не разлучаются и не работают друг без друга.