– Янаанаа-а-а!
Что такое? А голоса-то женские!
– Янаанаа-а-а-а! Янаанаа-а-а!
Нет, не женщины, не девушки – девчонки. Босые, в коротких хитончиках, с ветками зелеными в руках...
– Янаана-а-а-а!
Мимо пробежали целой стайкой, за деревьями скрылись.
А ведь знакомо!
Дрогнуло сердце, сон давний вспомнился, поляна в лесу аркадском, дерево поваленное. Не иначе, поклоняются здесь Светлой богине – той, что когда-то шагнула ко мне в серебристом огне.
– Янаанаа-а-а-а-а!
Уже далеко, за деревьями. Наверное, храм там – или алтарь.
Не заметил даже, как ноги сами вслед понесли.
...Девчонок я быстро нашел – на полянке. Маленькой, в цветах ярких. А за поляной не храм, не алтарь – просто камни в землю врытые. Кругом идут, а внутри – тоже трава да цветы. И не ночь – день ясный.
– Яна-а-а-а-а! Светлая! Светлая! Мы пришли! Мы пришли!
Я улыбнулся. Все, конечно, не так. И девчонки самые обычные, не огоньки пляшущие, и та, что их встречает, на камешке сидя – совсем иная...
– Светлая! Светлая! Мы здесь! Скажи, что тебе нужно!..
Старуха... Гиматий темный на голову накинут, худые костлявые пальцы девочек по волосам гладят, улыбаются белые губы. И глаза...
Слепая?
Слепая... Старая слепая женщина на пороге неведомого святилища. Жрица, конечно. А ведь любят ее девчонки! Вон, окружили, руки худые тянут...
Шагнул я ближе. Хрустнула ветка под ногой.
– Ой, чужой! Чужой! Светлая! Светлая! Защити!
И – врассыпную. Замелькали босые пятки. Усмехнулся я, остановился. К чему мешать?
– Подойди!
И вздрогнул я от Ее голоса...
Смотрели на меня слепые глаза. Смотрели, не видя. Замер я, вздохнуть не решаясь.
Не узнать! Только голос прежний. Почти прежний...
– Ты напугал моих девочек, гость!..
– Девчонок, – прошептал я. – Радуйся, Светлая!
Что-то изменилось на недвижном, покрытом морщинами лице. Дрогнули бесцветные губы.
– Ты... Твой голос... Ты знаешь меня?
– Знаю...
Я прикрыл глаза, до боли сжал костяшки пальцев...
– Одна несравненная дева желаннее всех для меня, – та, что блистает под стать Новогодней звезде в начале счастливого года. Лучится ее красота, и светится кожа ее...
Она молчала. Только губы еле заметно шевелились, словно пытаясь повторить.
– Горделивая шея у нее над сверкающей грудью. Кудри ее – лазурит неподдельный. Золота лучше – округлые руки ее. С венчиком лотоса могут сравниться пальцы...
– Скворец... – еле слышно прошептала Она. – Наглый самоуверенный мальчишка с серебристой кровью...
Я упал на колени, прижался лицом к Ее ладоням.
– Я искал тебя, Светлая! Я искал... Я нашел...
– Это Я нашла тебя, Диомед, наглый мальчишка! – улыбнулась Она. – Когда твой корабль причалил, Я уже знала. И когда ты шел сюда – слышала. Это Я еще могу... Встань, мальчик, незачем стоять на коленях перед старухой!
– Ты не старуха! – выдохнул я. – Ты самая... самая...
– «Поступь ее благородна, – вздохнула Она, – глубоко и таинственно лоно, и стройные бедра словно ведут на ходу спор о ее красоте...» Я не забыла, маленький наглец! И все-таки встань, мне надо вернуться. День слишком яркий...
Я поддержал Ее под локоть, и мы шагнули ближайшему камню. Она искала темноты, но ведь там, в каменном круге, такое же горячее солнце!..
Внезапно Она остановилась – прикоснулась худой рукой к теплому камню.
– Значит, ты искал Меня, Диомед? Нашел?
В слепых глазах словно проснулось что-то живое.
Я улыбнулся.
...та, что блистает под стать Новогодней звезде в начале счастливого года...
– Нашел, Светлая. Нашел – и потерял. И, кажется, снова нашел.
– Меня, старуху? – внезапно рассмеялась она. – Уходи, Диомед, наглый седой мальчишка, уходи, пока не поздно!
Седой? Я поднес руку к виску. Несколько белых волос – разве это седина? Обидно даже!.. Но ведь Она не видит!
– Я не уйду, Светлая! Не уйду!
– Ну, тогда...
Ее рука сжала мои пальцы. Мы шагнули за камень...
....Плеснул в лицо нежданный ветер – свежий, прохладный.
Ночной.
Исчезло солнце, черным пологом задернулась безоблачное небо... Поляна, огромное поваленное дерево вдали, острый свет полуночных звезд, огоньки над сонной травой.
И Ее серебристый смех – легкий, такой знакомый.
– Узнаешь, наглый скворец?
Отвечать не было сил. Все, как в моем сне. Только Она жива...
– Обернись!
Живые темные глаза смеялись. Исчезла немощная старуха. Передо мною стояла Она, и серебряным огнем светилась Ее тело.
...Горделивая шея у нее над сверкающей грудью. Кудри ее – лазурит неподдельный. Золота лучше – округлые руки ее. С венчиком лотоса могут сравниться пальцы...
– И не вздумай падать на колени, глупый мальчишка! – вновь рассмеялась Она. – Сядь!
Я бухнулся на траву – как когда-то.
– ...Ты прав, Диомед, там, в Аркадии, Я уже мертва. Все, чем была Я – лес, поляна, трава на ней – этого уже нет. Твой сон не солгал...
Ее пальцы – живые, теплые, гладят меня по волосам. Не хочется открывать глаза, не хочется ни о чем думать.
– Но здесь есть убежище даже для тех, кто умер. За этими камнями Я – по-прежнему Я. Но только полуживая старуха может выйти за их кольцо. И то, очень ненадолго...
Я обнял Ее за плечи. Она покачала головой, вздохнула.
– Чего ты хочешь, мальчик?
Я вдохнул запах Ее кожи, осторожно коснулся губами...
– Остаться с Тобой! Ты была права, Светлая, я искал Тебя в других, искал всю жизнь, я воевал, брал города, плыл через Океан...
– Чтобы остаться тут со Мною? – вздохнула Она.
– Да...
– Оглядись еще раз.
Я улыбнулся. Все и так ясно. Поляна, огоньки над травой, седой мох на старом дереве...
– Ты мог бы провести здесь всю жизнь, Диомед? Ты уже не мальчишка, ты взрослый.
– А что там, хорошего – снаружи? – упрямо возразил я. – Война, предательство, ложь, кровь!..
– Там жизнь, Диомед.
Она встала, и вновь ахнул я, не в силах отвести глаз от Ее красоты.
– Ничто не дается просто так. Я могу жить только здесь, но дело не во мне. Неужели ты не понял? В этом городе все, такие, как Я! Города давно нет, и людей в нем тоже нет...