Цахнер отдал листок подчиненному, и тот ушел.
— Этого не может быть, — прошептал Вангер. — Это ошибка!
— Да бросьте вы! Ее схватили за руку. Сейчас мы найдем бумагу, перо и чернила, и никакие запирательства уже не будут иметь значения. Вернее, они только ухудшат ее положение.
«Значит, она не сознается», — почти машинально отметил профессор.
— Может быть, сами покажете, где все эти причиндалы? А впрочем, нам все равно придется здесь основательно покопаться. Мало ли что еще отыщется.
«Найдут Шнайдера, — опять машинально подумал Вангер, — но теперь не до него».
Обыск продолжался около двух часов. Они быстро нашли стопку бумаги, идентичной той, что была использована злоумышленницей. Нашли и плакатные перья, правда, среди них не оказалось пера нужной ширины. С черной тушью дела обстояли похуже: несколько совершенно засохших флаконов обнаружилось в столе Мартина, но их содержимое было пригодно разве что для подводки бровей.
В кабинете профессора гестапо устроило одновременно Варфоломеевскую и Вальпургиеву ночи. Тысячи томов грудами валялись на полу, креслах, диване и подоконнике. На столе же, напротив, довольно аккуратной стопкой было сложено около сотни книг.
— Что это? — спросил Цахнер кого-то из своей команды.
— Книги на иностранных языках, гауптштурмфюрер.
Он подошел и взял верхнюю. Посмотрел на обложку, пролистал. Книга на французском языке, судя по иллюстрациям, что-то о Древней Греции. Цахнер бросил ее обратно на стопку и поморщился.
— Не думаю, что нам это пригодится, Рудольф. Больше ничего?
— Ничего.
— Тогда пошли.
Профессор подошел к одевающимся сотрудникам тайной полиции.
— Я могу повидаться с дочерью, господин…
— Цахнер, — подсказал гауптштурмфюрер, заправляя перед зеркалом шарф. — Нет. Пока идет следствие, свидания исключены. Потом — вероятно.
— Когда потом?
— Перед судом.
— Перед судом? Вы считаете, что эти глупые записки, даже если она их написала, заслуживают суда?.. У нас в семье двойное горе, господин… Цахнер, должны же вы понимать…
— Я, может быть, и пойму, но там, — он показал пальцем вверх, продолжая рассматривать себя в зеркало, — никогда. Эта история уже дошла до Берлина. — Цахнер повернулся к совершенно окаменевшему хозяину квартиры. — Ну, мы пошли? — как бы спросил он разрешения. — Там мы немного насорили, вы уж не сердитесь. Да! Чуть не забыл. Оставайтесь эти дни дома. В интересах вашей дочери, если вы не станете делать лишних движений. Адвоката ей назначит коллегия, причем за государственный счет, Так что вам не о чем беспокоиться. Я не прощаюсь.
Он вышел. Остальные проследовали за ним, и последний плотно закрыл за собой дверь.
Профессор прошел на кухню и посмотрел на приготовленный для Эрны завтрак. Резкая боль в груди заставила его опуститься на стул. Судьба безжалостно расправлялась с ним и с его семьей. Но за что?!
И все-таки нужно что-то делать, подумал профессор, когда сердце отпустило и он почувствовал облегчение. Он прошел в кабинет. Аккуратная стопа книг на столе на фоне общего разгрома сразу привлекла его внимание. Вот и Шнайдер, все пять томов Гестаповцы не разглядели толком ни название, ни дату издания. А что, если эти книги помогут ему спасти дочь? Ради этого он готов был нарушить свое обещание, данное во сне некоему Гараману, и использовать эти книги в качестве выкупа.
От внезапной идеи к нему вернулась энергия. Он вытащил все пять томов, поставил на полку на уровень глаз и, глядя на них, стал обдумывать план действий. Первое, что приходило на ум, отнести одну из книг в гестапо, растолковать им, что это такое, и выдвинуть условие дочь в обмен на все остальные. Да за это он мог потребовать не только Эрну, но и весь Мюнхен в придачу! Ведь в последней из них, как в Сивиллиных свитках, была описана вся их дальнейшая судьба, причем, в отличие от стихов древних прорицательниц, ее не нужно было трактовать. Там все сказано предельно ясно!
Да, но как раз последнего-то тома у него и не было. А ведь именно он сейчас представлял главный интерес. Из переведенного профессором в предыдущих пяти он знал, что война кончится этой весной, что будет суд над соратниками Гитлера по партии, над высшими чинами СС и некоторыми генералами и кое-что еще. Но это крохи по сравнению с шестым томом. Шестой том был сейчас КНИГОЙ СУДЬБЫ и Третьего рейха, и всех немцев.
Профессор сгреб все, что лежало на столе, прямо на пол, вытащил из ящика лист бумаги, разыскал карандаш и крупно написал по-немецки: «Спасите мою дочь, или я открою тайну ваших книг!» Он оставил листок в центре стола, бросился в прихожую и стал быстро одеваться.
Открыв дверь одной из комнат густозаселенной квартиры на Майзерштрассе, он сразу увидел Эриха. Тот стоял к нему спиной у окна и, судя по резкому запаху герани, ощипывал находившийся на подоконнике цветок.
— Проходи, Готфрид, — не оборачиваясь, сказал старик. — Снимай пальто и присаживайся.
Он говорил так, будто ожидал прихода профессора с минуты на минуту. А ведь тот здесь никогда раньше не бывал, хотя и записал как-то адрес на всякий случай.
— Ты пришел за книгой? Она на столе возле лампы.
Вангер посмотрел на стол Под лампой действительно лежала небольшая раскрытая книга с виднеющейся по краям под страницами полоской синего переплета. Последние три недели Вангер был настолько сломлен свалившимися на него несчастьями, что остававшихся еще в его запасе душевных сил едва хватило на усталое удивление.
— Эрих, откуда ты знаешь, зачем я пришел?
Старик подсел к столу.
— Тебя постигло страшное горе, Готфрид. Я узнал обо всем только два дня назад и, поверь, был потрясен. Это ужасно. Порой нам ведомы грядущие судьбы мира и даже вселенной, но мы ничего не знаем о себе самих и близких.
— Эрих, арестована Эрна. Гестапо схватило ее сегодня утром.
Старик придвинул к себе книгу и произнес совершенную нелепость:
— Увы, это должно было случиться.
— Что ты сказал? — Вангер испуганно уставился на старика. — Что должно было случиться? Ты в своем уме, Эрих? — Он вдруг взорвался. — И вообще, откуда у тебя книга? В тот раз ты обманул меня, сказав, что нашел только пять томов. Откуда ты узнал про Регенсбург? — Он имел в виду предсказанную как-то Эрихом бомбардировку. — Кто ты вообще такой, черт возьми! Ты Кумская сивилла? Дельфийский оракул? Или, может быть, ты дьявол в человеческом обличье и охотишься за душами людей?
Эрих выслушал молча. Он был готов к этому.
— Успокойся. Нас услышат соседи.
Вангер прижал ладони к лицу и замотал головой.
— Наверное, я схожу с ума.
— Не больше, чем все остальные. Посиди здесь, я принесу чаю.