Коньяк оказал свое целебное действие, и переживания Мартина постелено улетучились. Отойдя в сторонку, он стал разглядывать свой крест, который в день награждения полагалось носить низко на груди, не пряча ленту под воротник. Он все еще не мог поверить, что стал членом касты кавалеров, Теперь он будет ходить с расстегнутым воротом шинели — так принято в их среде. Теперь, если он вдруг зазевается и не отдаст честь какой-нибудь тыловой шушере, то вряд ли даже старший офицер… да что там офицер — генерал! — посмеет грубо одернуть его.
— За твои дубовые листья, Мартин! — подошли к нему с целым подносом бокалов несколько знакомых офицеров. — За те, которые ты заслужишь!
Через четыре дня он был дома.
За большим овальным столом Вангеров собралось, не считая нескольких бегающих вокруг детей, около двадцати человек. Вся их семья, несколько соседей, включая Мари, сослуживицы Элеоноры, профессор Фрайзенбург из Баварской государственной библиотеки, кто-то из университета, Стол был плотно уставлен бутылками и закусками. Мартин сидел во главе, на одном из малых радиусов, по правую руку — родители, слева — Эрна и Мари.
Впрочем, Эрна не столько сидела, сколько бегала вокруг стола, обслуживая гостей. Невзирая на целый день,
проведенный с матерью и помогавшей им Мари на кухне, она постоянно вскакивала, чтобы подложить кому-нибудь салат или сбегать за горячим.
На Мартине был отстиранный и отглаженный, но далеко не новый китель со всеми наградами и значками. Он, когда-то стыдившийся отсутствия Железных крестов у отца, имел их теперь все три — максимально возможное количество на этой войне. Дальше уже шли листья, мечи и бриллианты.
Все обращались только к нему, но мало кто выслушивал ответы самого виновника торжества. Если кто-нибудь задавал вопрос, то тут же находился другой, кто спешил на него ответить.
— Мартин, расскажи, как выглядят эти иваны вблизи. Правду говорят французы, что, если поскоблить русского, отыщешь татарина?
— А я вам скажу, что не надо никого скоблить. В этой стране живет полторы сотни племен, и русских там не больше половины…
— Совершенно верно! Они этим еще и гордятся! Не нация, а какой-то сброд, еще почище американцев.
— Если бы не их территория и собачий холод…
— А вот пусть нам профессор объяснит, как это они умудрились оттяпать одну шестую часть суши, да так, что никто и не заметил? А, Готфрид?
Дети, окончательно освоившись, сгрудились возле Мартина, рассматривая его кресты. Эрна взяла на колени маленького мальчика — младшего брата Мари — и что-то рассказывала.
Когда гости разошлись, порядком захмелевший профессор увлек сына в свой кабинет, плотно закрыл дверь и заговорщически подмигнул.
— Пока женщины убирают со стола, можно и покурить. Как! Ты все еще не куришь? Молодец. А я нет-нет да втихаря… В молодости-то я коптил, как паровоз. Пришлось бросить из-за твоей матери. — Он выключил свет и слегка приоткрыл окно. — Ну а теперь скажи-ка мне, Мартин, что там со Сталинградом? Когда все-таки будет прорыв? Чего ждет Манштейн?
— Какой прорыв, папа! Манштейн вот-вот сдаст Ростов. Ты посмотри на карту!
— Но надо же что-то делать!
— Бывает, когда сделать ничего нельзя.
— Что же будет?
— Они либо сдадутся, либо погибнут. Причем скоро.
На следующий день Мартин был приглашен в фотостудию для официальной фотографии на почтовую карточку. Фотограф пообещал превратить его потертый фронтовой мундир в почти новый.
— Штаны нас не интересуют — они не попадут в кадр. Все остальное я подретуширую. Главное, молодой человек, держитесь раскованно и выполняйте все мои указания. Снимок не семейный, и я несу за него полную ответственность. — Продолжая настраивать камеру и осветительную аппаратуру, он говорил не переставая. — После отмены ваффенроков в сороковом и шнуров-аксельбантов в сорок первом люди продолжают их надевать, особенно для свадебных снимков. Тем не менее образ фронтовика становится все популярнее. Мятый выцветший китель, фуражка с заломом и без шнура, непременно потертый ремень. По-иному сразу видно, что и на фронте-то не был, а туда же. Вы догадываетесь, о ком я говорю, — явно намекал на тыловых эсэсовцев и полицейских фотограф. — Так, чуть левее и повыше голову… Ещё чуть-чуть влево, чтобы показать нашивку на рукаве. Вот так хорошо… Теперь попробуем улыбнуться…
От фотографа Мартин вырвался только через час. Его сразу же подхватили ожидавшие в холле Эрна с Мари. Несмотря на холод, они отправились гулять.
— Как твой Нельсон? — спросил Мартин сестру, когда вечером, усталые, они вдвоем поднимались на свой этаж.
— Клаус? Ты же знаешь, он уехал далеко за границу, и у меня с ним нет никакой связи. А что?
— Да так… Когда обещал вернуться?
— Осенью. Но… у меня почему-то нет в этом уверенности.
— А что потом? Ты его… любишь?
Эрна остановилась и сказала вдруг очень твердо:
— Да, Мартин. Он очень хороший человек, прямой и честный О свадьбе мы, правда, не говорили, но это ведь и так ясно. Надеюсь, вы не против, господин кавалер? — Сменила она тон на шутливый.
— Да нет. Хотелось бы, конечно, посмотреть на этого типчика. Все-таки единственная сестра.
— Без тебя никакой свадьбы не будет, Мартин! Поэтому если не хочешь, чтобы твоя единственная сестра осталась старой девой, не вздумай там погибнуть, на фронте!
— А если так выйдет?
— Не говори так. — Эрна обняла брата. — Если уж на то пошло, мне не нужен никакой Клаус, только ты возвращайся. А потом… потом мы все-таки поженимся.
Через неделю Мартин уехал. Накануне ночью была обращена в руины значительная часть Регерштрассе, а в день его отъезда в Германии объявили траур.
* * *
— Ты чего такой невеселый? — поинтересовался инженер Карел у Мортимера Скамейкина, ведущего сотрудника бюро «Виртуальные сновидения и исторические иллюстрации», последним шедевром которого стала реконструкция Вавилонского столпотворения со ста тысячами юнитов. Они курили в Зимнем саду, равнодушно созерцая плавающих на плазменных панелях стен диковинных зубастых рептилий. Те медленно шевелили гигантскими фиолетовыми водорослями, время от времени пожирая друг друга, и иногда пялились своими выпученными глазами на посетителей сада, лениво пережевывая только что схваченную жертву.
— Да понимаешь, ерундовина какая-то получается с этими снами вашего Вангера.
— Что такое?
— С самого первого сеанса у меня было ощущение присутствия в них постороннего. А сейчас я в этом совершенно уверен.
— Постороннего?
— Ну да. Живого персонажа среди наших виртуалов.
— Кто же это может быть? — обеспокоился Карел. — Почему ты сразу не доложил мне или президенту?