* * *
Звон, крик, уханье, стук, гогот, стоны. Копья – в щепки, щиты бронзовые гулом гудят. В самом разгаре потеха. Богоравные герои удаль показывать изволят!
А я в сторонке сижу, травку жую. Вроде как ни при чем. Горькая травинка попалась!
– Эй, Подалирий, выходи! Щас сделаю тебя!
Кто там такой страшный? Ну конечно, Аякс Теламонид, здоровило бычелобое. Покраснел, пыхтит, копье в лапище сжимает. Плохо сейчас Подалирию придется, хоть и Асклепиев он сын!
– Диомед, а может мы с тобой на мечах? Деревянных?
Эге, длинный нос, кудри белокурые...
– Тебе все еще на бронзовых нельзя, Менелай Атрид?
Плечами дернул, рядом со мной на траву бухнулся. Травинку сорвал...
– Мне все можно, Тидид! Кровь только...
– Пелопсова? – восхитился я. – Благородная больно?
(А Теламонид-то молодец! Сделал Подалирия, теперь сразу двумя занялся. Ну, бычок!)
– Гнилая, – вздыхает белокурый. – Царапина если – неделю не заживает. А поглубже – вся вытечет. Слыхал о таком?
Посмотрел на него – не поверил даже. Потом еще раз взглянул...
– Ты что, Менелай? Правда?
Отвернулся белокурый, губы ниточкой сжал...
(А Теламонид уже целыми тремя занялся! Ну и грохот!)
– Такие, как я, и не выживают обычно, Тидид. И дети у нас больные. Если мальчики. А если девочки – ничего вроде. Ихор – кровь богов, слыхал? Танталово проклятие, говорят. Брат-то ничего, хвала богам. А вот у дяди Фиеста и у дяди Эврисфея...
И вновь плохо мне стало. Что же это ОНИ с нами делают? Белокурого-то за что?
– Давай на деревянных, – кивнул я. – А если хочешь, на бронзовых. Покажу тебе, как без царапин обходиться...
– Эй, Диомедик!
Поначалу и оборачиваться не хотелось. Был уже один такой, Диомедиком меня кликал. Где он сейчас, Губа Заячья?
– Чего в сторонке сидишь? – смеется Аякс Теламонид. – Ты, говорят, у себя на копьях первый? Ну, так я тебя сделаю! Давай на боевых. Чтоб по-настоящему было!
Пыхтит бычок, ухмыляется. А вокруг – стая целая. Битая стая. Всех Теламонид победил, теперь им на меня полюбоваться хочется. Как я на травке валяться буду.
– Давай, давай, коротышка! – хохочет Аякс. – Тут тебе не Аргос!..
...Плеснуло в глаза, в ушах зашумело. Удержался на самом краю. Нельзя! Нельзя!
– На деревянных, – сквозь зубы процедил. – Хватит с тебя и дерева...
– Боишься, сморчок?
...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.
Вынырнуть! Вынырнуть! Вынырнуть!
Тихо-тихо.
Тихо...
Вижу!!!
Вижу его! Будто сквозь туман – но вижу его, Аякса! Все вижу! И рожу красную, и капли пота на лбу его бычьем. Я вижу – а он меня нет! Слепо глядят глаза...
Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...
Вот, значит, как? Он такой же! Такой же, как я! Только я сумел вынырнуть, он – нет!
Плещет, плещет...
– Держи их! Держи!
Очнулся. Четверо на руках висят, один в плечи вцепился. Эх, Капанида куда-то гарпии унесли! За горло хватать меня надо, ребята, за горло!
– Ты чего, Диомед? Мы же не на войне!
...А в руках – деревянный обломок вместо копья. Хоть крови-то нет? Нет, вроде...
– Все! Хватит! Хватит, говорю!
У кого это голос такой? А-а, Патрокл Менетид! Вовремя подоспел! А бычок-то где? Жив?
– Эй, богоравные, может, воды? Хрипит ведь!
Вначале удивился, потом понял. Не я хриплю – Аякс хрипит. Лежит на травке, голову закинул – и хрипит. Не иначе по горлу ему попало, там, где доспеха нет!
Водой я сам его отпаивал. Отпаивал, подняться помогал. Тяжелый он, Теламонид! Хвала богам, очнулся наконец!
– Извини!
– Да ладно!
Хрипло так сказал. Не сказал – буркнул. Буркнул, отвернулся. Хотел я его про реку спросить, но не решился. И так все ясно.
(А я все-таки вынырнул! Вынырнул, вынырнул, вынырнул! В первый раз – вынырнул!)
– Этих двоих вместе не сводить! Поняли? Иначе сам вам, дуракам богоравным, шею сломаю!
Все верно, Патрокл, все верно...
И снова вдвоем сидим, снова травку жуем. Я жую – и белокурый со мной.
– Теперь ты на ней женишься!
– На ком? – поражаюсь я. – На Елене?
Дергает плечами Атрид, губами тонкими дергает.
– Ведь ясно, или ты, или мой брат. А ведь он... Он ее не любит даже!
Хотел посмеяться – не стал. Не шутит Менелай Атрид!
– Я ведь все понимаю, Диомед! Я – мальчишка, слабак. Даже не наследник. Отец ради меня и пальцем не шевельнет. Только я... Как взгляну на нее, на Елену, и – словно золото в глазах. Словно ветром уносит... Извини, болтаю много!..
– Пошли, – вздохнул я. – Драться будем. На деревянных. Потом – на бронзовых. Пока ты меня не побьешь!
* * *
– И что скажете, мужи аргивянские?
– Сам ты муж аргивянский... А получается так: если Тиндарей Агамемнона выберет, все волками кинутся. И если кого другого – тоже кинутся. Знаешь, Тидид, не нравится мне это!
– Понял, Амфилох... А ты что думаешь, Капанид?
– Думаю, думаю... Дурак я, что женился, Тидид! Елена, она... Эх!
– Ладно, богоравные, выше носы!
– Сам ты богоравный!
* * *
Хотел встать – вскочил. Вскочил, фарос зачем-то поправлять стал.
– Спасибо за дары, Диомед! Только кому ты дарил их – богине или мне?
Она улыбалась, Елена, Елена Прекрасная. А я все на ее лицо смотрел. Говорят ведь, будто каждый лицо ее по-своему видит. Ведь у каждого красота – своя...
– У нас на улице твой храм, Прекрасная. Я туда с детства забегал...
– Храм...
Вздохнула, отвернулась, а мне вдруг не по себе стало. Словно обидел ее чем-то.
– Я не хотела быть богиней, Тидид! Я не виновата, что у меня ИХ кровь. И ты не виноват...
Она видела. Впрочем, чему тут удивляться? Богиня!
– Агамемнон... Он ведь не любит меня, правда? И ты не любишь. Я для всех, как Золотое Руно, так?
А я не понимал, о чем Прекрасная со мной говорить хотела? Вот, значит, о чем!
– Я вас всех старше, Диомед! Мои братья, Кастор и Полидевк, они уже на Олимпе. А я все такая же молодая... Знаешь, хочу быть старой! Хочу сидеть у очага, и чтобы рядом возились внуки... Плохо быть бессмертной! И вечно молодой – плохо. Может, тем, кто на Олимпе, легче?