В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз… стоящая за мной женщина с голубыми губами… очнулась от свойственного всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
— А это вы можете описать?
И я сказала:
— Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
А. Ахматова. Реквием
Когда грянула война, Лиза Голицына была на даче под Ленинградом, где она готовилась к выпускному концерту в консерватории. Сестру она отправила на Юг, к старому сотоварищу отца по службе — пусть отдохнет перед вступительными экзаменами. Узнав о начале боевых действий, Лиза не сразу решилась уехать с дачи, все надеялась, что война быстро закончится и немцев погонят прочь, как бодро обещали в газетах и по радио главные советские лидеры. Когда же она наконец поняла, что надо срочно возвращаться в город, налеты немецкой авиации участились, и поезд, на котором ехала Лиза с гувернанткой Фру, разбомбили. В суматохе Фру потерялась. Разыскивая ее, Лиза вернулась на дачу, но там уже были немцы. В надежде отыскать гувернантку и добраться до ближайшего населенного пункта, где можно было бы сесть на другой эшелон, Лиза оказалась в Луге, наводненной беженцами и отступающими частями. Немцы подходили к городу, и на подступах шли ожесточенные бои.
С одной из разбитых частей Лиза очутилась в немецком тылу, позади прорвавшихся танков генерала Кюхлера, которые устремились к Ленинграду. О возвращении в город уже не могло быть и речи. Сначала еще теплилась надежда — перейти линию фронта, но вскоре и она угасла. Лиза поняла с устрашающей очевидностью: пришла беда, которая объединяет всех, обиженных и обласканных советской властью, рабочих и так называемую интеллигенцию. Теперь каждый должен, забыв о прежних планах, внести свою лепту в защиту Родины. А обижаться на советскую власть у Лизы Голицыной были причины. Отца ее арестовали в тридцать седьмом, с тех пор она не имела о нем никаких известий. Остались с младшей сестрой Натальей вдвоем — мать умерла за пять лет до того события от тяжелой болезни.
В лесах под Лугой началась для Лизы партизанская жизнь. Она очень беспокоилась за сестру — не знала, удалось ли Наталье вернуться в Ленинград, и очень надеялась, что немцев все-таки не пустят к Волге. Партизанский отряд быстро разрастался за счет жителей окрестных деревень и городков, бежавших от оккупантов. Кочуя по лесам осенью сорок первого года, отряд стал лагерем недалеко от Ивангорода, на самой границе с Эстонией. Лиза освоила несколько новых для себя профессий: работала связисткой, переводчицей, санитаркой. Приходилось ей принимать участие и в боевых операциях. Суровая партизанская действительность требовала немалых жертв: Лиза с отчаянием замечала, как черствеют и портятся ее руки, страшась, что они уже никогда не прикоснутся к инструменту. Она никому не рассказывала ни о своем дворянском происхождении, ни, тем более, о том, что она — дочь репрессированного комбрига. Даже фамилию сменила — назвалась Голиковой, благо документов у нее не было — остались в разбомбленном поезде. Девушка боялась вызвать подозрительность, от которой настрадалась перед войной. Но как оказалось, от советской власти не спрячешься — она вспомнила о Лизе, как о многих «бывших», когда стало очень нужно и страшно.
Однажды начальник разведки отряда вызвал ее к себе и, приказав ординарцу выйти из землянки, огорошил новостью:
— А я узнал, Елизавета Григорьевна, что ты, оказывается, к княжескому семейству отношение имеешь?
Лиза похолодела: «Все, конец», — мелькнула в голове отчаянная мысль.
Однако комиссар удивил ее еще больше, когда даже не спросил, почему она назвалась Голиковой. И в том Лизе очень повезло, поскольку особистам повсюду мерещились шпионы, и при малейшем подозрении человека легко обвиняли в предательстве и отправляли под расстрел. Но, как оказалось позже, у комиссара был другой интерес основания и даже особые полномочия.
Выяснилось, что благородные предки Лизы, о которых она и упоминать боялась, вдруг в лихую годину очень понадобились советской власти, которая безжалостно расправлялась с с «бывшими» до войны. Информация о Лизе поступила комиссару из Москвы, и притом — распоряжение: привлечь девушку для выполнения специального задания. Лизе предстояло отправиться сначала в Таллинн, а оттуда, — если гестапо позволит, — в Кенигсберг, где находился центр подготовки немецкой агентуры для засылки в тыл Советам. Выдавать себя она должна была за ярую противницу советского строя, пострадавшую от власти большевиков. На первом этапе главная задача — добиться у немцев доверия, поступить к ним на службу. Партизанам, но более того — Москве! — очень нужен был в Кенигсберге свой человек, и операцию контролировали из центра.
Выбора не было, предложение имело форму приказа. Конечно, Лизе никогда не приходилось выполнять подобную миссию, это в Москве учитывали и прислали подробные инструкции. Однако иного кандидата не было. Дочь репрессированного комбрига получила прекрасное воспитание и образование — она свободно говорила по-немецки, по-английски и по-французски. Имела заметную, благородную внешность — высокая, стройная фигура, длинные светло-русые волосы, изящный овал лица, большие глаза. Не рабоче-крестьянская косточка — сразу видно. Комар носа не подточит.
На подготовку операции ушло два месяца. Лиза получила связи, пароли и явки, научилась обращаться со всем этим незнакомым ей прежде «хозяйством» и в середине октября сорок первого года объявилась в Таллинне. Как ни странно, но ей повезло — немцы очень быстро приняли ее на службу и определили в секретариат, — вот удача! — местного отделения армейской разведки — абвера. Вероятно, что «легенда» на самом деле была безупречна. Все факты, подвергшиеся проверке, подтвердились. И знаменитые предки благородных кровей, и родство с дворянскими фамилиями Европы, и репрессированный отец, и ущемление в правах… Аристократическая внешность «фрейлян» тоже играла роль, это сразу привлекло к ней немало поклонников, которые далеко не всегда руководствовались только личным интересом. И понимая это, Лиза старалась с холодной вежливостью держать офицеров на расстоянии. Она с первых дней проявила себя как очень дисциплинированная и исполнительная особа — немцы это ценили высоко. И что уж окончательно покорило ее новых сослуживцев — она обладала несомненным талантом пианистки.
Постепенно Лизу стали привлекать к секретным операциям, а также к работе с русскими, которые соглашались сотрудничать с немецкими властями. Их готовили к засылке в советский тыл: в Таллинне располагался филиал кенигсбергского центра, и это для Лизы оказалось второй, очень крупной удачей. Вскоре появилась и первая информация, которую необходимо было переправить своим. Отправляясь на встречу с партизанским агентом, Лиза сильно волновалась, опасаясь слежки, но все обошлось благополучно. Во всяком случае, ей так казалось. Опасность подкарауливала ее совсем с другой стороны. Проработав в абвере совсем короткий срок, она не сразу поняла, что немецкие спецслужбы, — как и многие другие — представляют собой этакий змеиный клубок, где одна ветвь разведки старается «удушить» другую.