– Делай свое дело, Арман, а я все же пойду взгляну еще раз.
Покопавшись минут десять, Пьер извлек из-под лохмотьев и соли тяжелый сверток. Задубевшая кожа с трудом поддавалась, не желая показывать то, что пряталось в ее недрах.
Наконец Пьер справился, и перед ним предстала толстая книга в кожаном переплете, украшенном бирюзой, янтарем и серебром. Он ничего не мог прочитать, но подумал, что это Коран. Пьер бережно смахнул с хрупких пергаментных страниц пыль, не решаясь перевернуть листы, завернул опять в кожу, потом в тряпки и вылез наверх.
– Чего копаешься?! Поехали, у меня все готово! – Арман явно торопил друга, и Пьер сам заторопился, поглядывая на солнце.
Они взобрались на мехари, подняли его и погнали следом за Цви.
Уже заметно отощавший на скудных кормах мехари едва передвигал ноги, не желая ускорять шаг. Пьер вытягивал шею, высматривая Цви, который, по его предположению, должен был быть недалеко.
– Где этот чертов еврей? – уже несколько раз спрашивал сам себя Пьер, постоянно оглядывая пустыню.
– Да чего он тебя так беспокоит, Пьер?! У нас что, разве своих забот мало? Сам ушел, пусть сам и выкручивается. Наше какое дело!
– Человек все же, Арман. Да и сколько дней мы вместе горбились в этих проклятых песках. Жалко, если пропадет.
– Стало быть, судьба его такая. Чего беспокоиться. Может, он в помутнении рассудка ушел в сторону и теперь ковыляет где-то рядом. Что нам до него.
– Скорее всего, мы его еще не догнали. Он шел достаточно быстро, а наш голодный верблюд едва передвигает ноги.
Они уже прошагали больше половины пути до колодца, а Цви так и не было видно. Солнце значительно склонилось к западу, и Пьер забеспокоился, что они не дойдут до источника засветло.
– Ты же уверял, что запомнил дорогу, Пьер, – успокаивал друга Арман. – И пирамидки я сам видел по пути. Дойдем помаленьку. Во всяком случае, идя постоянно на запад, мы непременно должны будем пересечь караванную тропу, а она достаточно заметна. Не собьемся.
Солнце уже стояло очень низко, и его лучи слепили глаза. Оно уже почти коснулось волнистого горизонта, когда Пьер воскликнул:
– Впереди что-то виднеется, Арман.
– Может, это Цви отдыхает? Поспешим-ка к нему.
– Верблюд устал и не прибавит шаг. Однако я сойду и поспешу, – Пьер спрыгнул со спины мехари и скорым шагом пошел вперед. Арман видел, как он склонился над лежащим человеком, потом поднялся, помахал призывно рукой.
– Это Цви? – спросил Арман, соскакивая с горба мехари.
– Он. И, кажется, мертв.
– С чего это он? Воды не хватило?
– Упал и ударился виском о камень. Вон и кровь засохлая видна.
– Стало быть, преставился раб Божий. Отмучился бедолага. Однако уже темнеет, а нам еще до колодца далековато. Поспешим, а?
– Погоди. Похоронить надо бы. Человек ведь. Нечего оставлять его на съедение шакалам. Похороним его, Арман.
– Пьер, темнеет уже. Как бы не сбиться в темноте.
– Ничего. До караванной тропы не более полумили. Доберемся.
Он подошел к верблюду и вытащил лопаты. Одну бросил Арману, другую схватил сам и направился вниз, где, как ему казалось, песок был помягче.
Арман молча присоединился к другу. Могила быстро углублялась, пока Арман не вздохнул устало:
– Хватит уже. Давай перенесем несчастного и покончим с этим.
Они перенесли Цви, который уже окоченел, к могиле, и тут Арман сказал:
– Погоди, Пьер. У него должны быть монеты, которые он нашел недавно. Они ему больше не пригодятся, а нам еще как подойдут. Я обыщу его. Подожди малость. – Арман проворно обыскал лохмотья, извлек горсть монет, перстни и протянул Пьеру что-то темное. – Кажется, это четки. Может, возьмешь? Ты, помнится, хотел их иметь.
– Хотел, да все жалко денег было, – Пьер взял четки и рассмотрел их при последних отблесках заката. – Вроде как из агата. Уж очень темные.
– Что-то я никогда не замечал у Цви таких. Где он их взял?
– Какая разница, Арман. Я возьму их. Все же будет память об этом несчастном человеке. И пусть земля будет ему пухом.
Друзья осторожно опустили тело в яму, потом Арман сказал:
– Я слышал, что евреев хоронят в сидячем положении.
– Мы об этом не подумали. Пусть остается так, как мы его положили. Мы и молитв его не знаем, так что пусть не будет в обиде. Прощай, безумный Цви, мы ничего больше не можем для тебя сделать.
В молчании друзья забросали могилу песком, навалили камней и так же молча взгромоздились на мехари. Тот лениво потопал в сторону еще светлевшего на западе неба.
– Сейчас поднимемся на холм, с него можно было бы увидеть колодец. Но уже темно, потому смотри внимательно, а то пропустим тропу.
– Да вон она, я уже ее вижу, Пьер. Слава Богу! Не заблудились!
– Однако у колодца есть люди, Арман. Огни костров видны.
– Наверное, караван остановился на ночлег. Значит, можно будет раздобыть еды получше той, что осталась у нас. Поспешим.
– Опять немыми прикинемся?
– Стоит ли? Я буду помалкивать, а ты достаточно хорошо говоришь по-арабски. Здесь в основном берберы, арабский они знают плохо, так что вряд ли угадают в нас чужаков. Хоть узнаем чего интересного.
– Согласен.
Вскоре они приблизились к лагерю, раскинувшемуся вокруг колодца. Два наскоро поставленных шатра темнели под звездным небом. Верблюды и ослы искали редкие чахлые кусты и пучки трав, бродя вокруг. Несколько лошадей хрумкали зерном, поглядывая по сторонам, в их больших глазах отражались огоньки костров.
Прибывших путников встретили настороженными взглядами. Пьер заговорил с двумя-тремя хмурыми берберами, но они молчали и лишь показывали что-то руками.
– Что-то мне не нравятся эти люди, – сказал Пьер, наклонясь к уху товарища. – На обычный караван не похоже. И вроде не понимают меня.
– Ладно, давай сначала напоим мехари и сами напьемся да запас сделаем, а уж потом займешься расспросами. И поесть пора.
Настороженные глаза постоянно сопровождали путников, пока они таскали воду. Никто не отвечал на вопросы Пьера.
– Ладно, Арман. Без них обойдемся. Лучше не приставать, а то можно и на неприятности нарваться. Пойдем поищем место для ночлега.
Не прошло и получаса, как наши друзья наконец-то скудно поужинали и стали устраиваться поспать. Тут подошел к ним невысокий человек и на плохом арабском спросил:
– Что за люди вы, странники? Не в Тегазу ли направляетесь?
– Идем в Тегазу, абу, ты это верно заметил.