Алексей встает и начинает одеваться.
— Ты уходишь? — упавшим голосом спрашивает Нинка.
— Не могу же я на Басманной торчать пять часов…
— Скажи, что попал в аварию.
— Дура.
— Ну хорошо, скажи своему Шефу, что ты был у любовницы. Он тебе поверит.
— Нина…
— Ну что «Нина». Забегаешь на сорок минут, как на бензоколонку. Лучше вообще не приходи. Или приходи на неделю.
— О чем ты говоришь? Какая неделя? Ты же знаешь: днем я на работе. Вечером дома.
— А ты возьми бюллетень. На работе скажешь, что заболел, а дома скажешь, что едешь в командировку.
Алеша раздумчиво:
— Да?
— Ну конечно! Тебя никто не хватится. Поживем спокойно. Как на Северном приюте.
Алеша стоит в нерешительности. На одной чаше весов — риск. На другой — счастье.
— У тебя ничего не болит? — спросила Нинка.
— Абсолютно. Я только все время мерзну и хочу есть.
— Это потому, что ты худой. Дефицит веса. Скажи, что у тебя радикулит. Это проверить невозможно. Скажешь: ни согнуться, ни разогнуться. Они тебе назначат уколы, форез. А ты не ходи. Проверять никто не будет. Кому мы нужны, кроме самих себя.
Чаша весов со счастьем стала медленно идти вниз.
— А ты не будешь занята эту неделю? — спросил Алеша.
— Я в простое. Наверное, в твоем строительстве, когда простаивает какой-нибудь кран, — это ЧП. Чрезвычайное происшествие. А тут простаивает целый человек. Пропадает даром моя красота. — Нинка задумчиво варит кофе. Наливает в чашку.
Алеша обнимает свою красивую Нинку. Она обливает его горячим кофе.
— Ой! — смущается Нинка. — Куртка…
— А, черт с ней…
Они стояли, обнявшись, как один ствол, переплетаясь руками-ветками.
В кабинете Киры Владимировны сидел рентгенолог Николай Алексеевич, за глаза Колька. Он был молод, носат и прогрессивен.
— Подумай сама: когда жили мамонты? — спросил Колька.
— В эпоху раннего плейстоцена, — ответила Кира Владимировна и включила в розетку электрический чайник.
— Правильно. А сейчас какой год?
— 1984-й после Рождества Христова.
— Правильно. А почему вымерли мамонты?
— Изменился климат. Изменилась флора. Им стало нечего есть. Очень просто.
— При чем тут твой инженер?
— Несоответствие индивида и окружающей среды. Ген обреченности.
— Это гипотеза, — возразил Колька.
— Ничего подобного. Недавно в Якутии в вечной мерзлоте нашли мамонтенка. Подробно обследовали и обнаружили этот ген: икс, игрек, зет, один к двум.
— Неужели ты думаешь, что от эпохи плейстоцена что-то сохранилось в наши дни?
— Папоротники, клопы и муравьи. Выжили те, кто приспособился.
— Интересно… — Колька почесал нос. — Муравьи работали, а клопы присосались.
Кира Владимировна выключила закипевший электрический чайник. Разлила чай по стаканам.
— А как ты собираешься его лечить? — спросил Колька.
— Приспособить индивид к окружающей среде.
— А если не приспособится? — спросил Колька.
— Значит, надо приспособить среду к индивиду. Пусть эмигрирует, пока не вымер.
— Он еврей?
— Нет, по-моему.
— Диссидент?
— Биологический диссидент.
В дверь постучали. Заглянул Алексей.
— Можно? — спросил он.
— Заходите, — отозвалась Кира Владимировна. — Хотите горячего чаю?
— Очень хочу, — признался Алексей. — Спасибо. У меня есть сушки. Я их все время грызу.
Алексей положил на стол пакет с сушками и сухарями.
Колька с интересом рассматривал Алексея.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Кира Владимировна.
— У меня радикулит, — соврал Алексей. — Ни согнуться, ни разогнуться.
— Вы с кем живете? — спросил Колька.
— С женой. А что? — насторожился Алексей.
— А дети у вас есть?
— Есть. Дочь.
— Ну вот видишь, размножается, — отметил Колька, глядя на Киру Владимировну.
— Садитесь, — пригласила Кира Владимировна.
Алексей присел к столу, начал пить чай, грея руки о стакан.
— Вы где работаете? — спросил Колька.
— Мы проектируем строительство.
— А вы конкретно чем занимаетесь?
— Я придумал автономные дома, без коммуникаций. Батареи от солнца. Можно построить Белые города.
— Я это где-то читала, кажется, у Алексея Толстого: голубые города.
— Алексей Толстой, между прочим, впервые выдумал лазерный луч. В повести «Гиперболоид инженера Гарина». Это был плод его фантазии. А сейчас этот луч незаменим в науке и медицине.
— Вас поддерживают? — спросил Колька.
— Нет. Мои Белые города никому не нужны. Только мне.
— А любовница у вас есть? — вдруг спросил Колька.
Алексей покраснел и приблизил лицо к стакану.
— Не смущайтесь, — сказала Кира Владимировна. — Это мы не запишем в историю болезни.
Алексей молчал, грыз сухарь.
— А она тянет вас из семьи? — спросил Колька.
— Нет, — ответил Алексей.
— Ее устраивает статус любовницы?
— Не думаю, — ответил Алексей.
— Сколько вы зарабатываете?
— Сто восемьдесят рублей.
— Вам хватает?
— Нет.
— А как вы выкручиваетесь?
— Жена работает.
— Все ясно, — сказал Колька.
— Я попрошу вас пригласить ко мне вашу жену, — сказала Кира Владимировна.
— Зачем? — испугался Алексей.
— Небольшая формальность, — успокоила Кира Владимировна и посмотрела на часы. — Если сможет, пусть подойдет в течение часа.
— А бюллетень дадите? — настороженно поинтересовался Алексей.
— Ну конечно.
— На неделю, — уточнил Алексей и показал на пальцах семь дней.
— Можно и больше.
— Больше не надо, — благородно отказался Коржиков. — У меня дела, которые за меня никто не сделает.
— Это наше с вами заблуждение, — вставил Колька. — Все сделают и без нас. Всех нас можно заменить и подменить другими.