Ирина вскочила с постели, побежала в прихожую, распахнула дверь на лестницу и… Так бывает только в детстве, когда прибежишь домой из школы, войдешь в комнату — а в углу елка. Или бредешь по лесу по утоптанной тропинке, и вдруг — белый гриб.
Никаких следов не было. Ни следов. Ни известки. Ни ремонта. Ремонт окончился, и рано утром тетя Маша чисто вымыла лестницу. Шашечки на полу были ярко-рыжие и по цвету совпадали с плинтусами. Плинтуса — рыжие, стены нежно-зеленые, потолки — голубовато-белые.
Лестница была праздничная, как елка, неожиданная, как белый гриб. И казалось: так будет всегда и никогда не будет по-другому.
До Нового года оставалось семь минут. Надо было успеть проводить старый.
Все подняли рюмки, и в этот момент раздался звонок в дверь.
— Это Эдик и Рудик, — сообщил гостям хозяин дома Алик и посмотрел на рюмку, как бы решая для себя проблему очередности: сначала выпить, потом встретить гостей либо сначала пустить их в дом, а уж потом сесть и спокойно выпить.
Гости выжидающе смотрели на хозяина дома Алика, готовые принять любую предложенную им программу.
— Одну секундочку… — извинился Алик.
Он решил проблему очередности в пользу гостей и помчался в прихожую.
Скоро он вернулся с Эдиком, но без Рудика.
Алик и Эдик стояли в дверях растерянные и смотрели на собравшихся с таким видом, будто они перепутали квартиру и видят всех в первый раз.
— Рудик под машину попал… — сказал Алик.
Все шумно вздохнули со звуком «а» и остановили дыхание. Лица у всех тоже остановились, глаза чуть вытаращились, рот чуть приоткрылся. Так продолжалось минуту или две. А может, пять.
Первым очнулся малознакомый гость.
— А кто это — Рудик? — шепотом спросил он у хозяйки дома, поскольку она сидела рядом.
— Это знакомый Эдика, — шепотом пояснила хозяйка.
— Эдик — школьный товарищ Алика, а Алик — мой муж.
Малознакомый гость мелко покивал головой, как бы выражая, что он все понял и теперь может отдаться скорби более полно и осмысленно.
Пауза была расколота, посыпались вопросы:
— Насмерть?
— Не совсем.
— Что значит — не совсем: жив или мертв?
— Полуживой.
— Полуживой или полумертвый?
— Разве это не одно и то же?
— Полуживой — это оттуда сюда, а полумертвый — отсюда туда…
— А ты его когда видел?
— Я его не видел, — сказал Эдик.
— А откуда же ты знаешь, что он попал под машину?
— Мне Игнатьевы позвонили.
— А где он сейчас?
— Кто?
— Рудик, кто же еще…
— В Склифосовского, где же ему еще быть? — удивился Эдик.
— Мы должны туда поехать, — сказала хозяйка дома и первая встала из-за стола.
Гости задвигали стульями и тоже поднялись из-за стола.
Последовала минута молчания.
— И я тоже должен ехать в Склифосовского? — спросил малознакомый гость.
Он обратился в никуда, и ему не ответили. Никто точно не знал, что он должен, а что — нет. Каждый мог отвечать только за себя.
— Надо вызвать машину, — предложила красивая подруга хозяйки.
— Зачем? — с осуждением спросила некрасивая подруга, так как любая конкретность в этой ситуации выглядела неуместной.
— Ну не пешком же мы пойдем в Склифосовского?
— С Новым годом! — поздравила с телеэкрана нарядная дикторша.
Гости новогоднего «Огонька» сдвинули разом тяжелые фужеры с шампанским. Раздался нежный хрустальный звон, записанный, видимо, отдельно, потому что шампанское съедает звук и наполненные фужеры звучат глухо и коротко.
— А между прочим, с Новым годом! — как бы извиняясь, сказал пятидесятилетний легкомысленный Шурка Петров, всеобщий любимец. Он был в полтора раза старше остальных, но не замечал этого. А может, не знал, и ему не сказали.
— С Новым годом, — согласились остальные и, продолжая стоять, открыли шампанское.
Пробка не взлетела в потолок, как бы понимая неуместность высоких траекторий, а отделилась скромно с сухим щелчком.
Все не торопясь выпили шампанское и вернули фужеры на скатерть.
На скатерти был расставлен старинный сервиз, на котором синим по белому были изображены картинки из прежней жизни: женщины — в кринолинах, мужчины — в париках с косичкой.
В центре стояла ваза с салатом. Если внимательно вглядеться, то можно разобрать, из чего салат составлен: картошка, морковка, зеленый горошек, крутое яйцо, отварное мясо, свежий огурец, соленый огурец, грецкий орех, яблоки, зеленая петрушка, и все это вяло утопало в майонезе.
Рядом на блюде лежала бледная осетрина с желтыми нежными прожилками и даже на вид была пресной.
Запеченная баранья нога выглядела красновато-коричневой. Гусь — оранжево-желтым. Белые грибы были маленькие, замаринованные вместе с ножками.
— Поехали! — напомнила хозяйка дома.
— А куда? — спросил глуповатый дальний родственник.
— К Рудику. В Склифосовского, — терпеливо объяснила хозяйка.
— В Склифосовского, но не к Рудику, — поправил дальний родственник. К Рудику вас никто не пустит.
— Не пустят, — компетентно подтвердил Эдик, как будто побывал в больнице и знает внутренние распорядки.
— Ну, в приемной посидим, — сказала некрасивая подруга.
— Можно, конечно, и на улице постоять. Но какая Рудику от этого польза? — спросил дальний родственник. — Какая ему разница, где мы будем стоять: там или тут?
— Но должны же мы проявить… — Алик запнулся, подыскивая нужное слово, — солидарность…
— Ты можешь из солидарности выйти на улицу и броситься под машину, сказала красивая подруга. — Но Рудику от этого легче не будет.
— Что ты предлагаешь? — спросила хозяйка.
— Врача. Ему нужна не ваша солидарность, а хороший специалист.
— У нас есть лучший специалист! — закричала жена легкомысленного Шурки. — Он профессор, академик, членкорреспондент. Член восемнадцати королевских обществ.
— А разве на земле есть восемнадцать королевств? — спросил малознакомый гость.
Он снова спросил в никуда, и ему снова не ответили.
Шурка Петров кинулся к телефону и стал звонить лучшему специалисту. Все с надеждой смотрели на его лицо. Шурка был похож на добродушного сатану.
— Занято, — сказал Шурка. — Поздравляют, наверное. Со всего мира звонят.