Он поднял глаза, пытаясь определить, какое из светящихся окон-глаз принадлежит ей, и она, угадав его мысли, рассмеялась и сказала:
— Мое окно с другой стороны…
— Хорошо, — улыбнулся он в ответ. — Буду знать, где можно тебя увидеть…
Она ничего не ответила, только приподнялась на цыпочки.
— Это ты такой большой или я — маленькая? — спросила она.
— И то и другое, — засмеялся он.
Она смотрела ему в глаза долго, очень долго, и он испугался, потому что не смог спрятать нежность. И ему показалось, что она ее угадала, почувствовала, — уголки ее губ поползли вверх и замерли в полуулыбке, она нежно коснулась его щеки.
— Ты обязательно увидишь меня, — пообещала она и быстро пошла к подъезду.
— А твой телефон? — крикнул он ей вслед.
Она замерла, обернулась и проговорила:
— Но ведь теперь ты доставил меня домой и можешь быть спокоен… Зачем он тебе?
— Как же я смогу тебя увидеть?
— Как-нибудь, — сказала она и закрыла дверь.
Как будто и здесь она оставляла главное решение за собой, не позволяя даже ему решать ее судьбу…
* * *
— Где ты была?
Она почувствовала укол вины — правда, на сей раз не такой сильный, как обычно. Мама смотрела на нее, и по ее взгляду Мышка без труда определила — она волновалась. И в самом деле, Мышка ушла с утра, как бы в школу, и вернулась поздно вечером…
— Только не ври мне, что у Лены.
— Я и не собиралась, — ответила Мышка. — Я бы столько времени у этой зануды не высидела…
— Тогда где ты шлялась?
— Пыталась кое-что понять, — честно ответила Мышка. — И знаешь, я очень много узнала… Так много, что мне придется обо всем этом думать, и пока я не могу дать тебе ответ, где я была…
Мать поняла ее — или просто смирилась? В конце концов, с детьми просто, пока они маленькие. А потом вдруг начинают расти и искать ответы на собственные вопросы… И кто знает, что лучше — когда они покорны, понятны или вот так, когда пропадают на целый день в поисках смысла?
Ей вспомнились слова подруги старшей дочери: «Птенцам надо учиться летать, если они хотят стать птицами, а не курами-несушками…»
— Ма, у меня правда все в порядке. — Мышка чмокнула ее в щеку. — Но сейчас я тебе ничего не расскажу. Просто я сама еще не очень хорошо понимаю… И еще — я очень хочу в ванну.
Собственно, она не врала. Она и в самом деле хотела оказаться сейчас в одиночестве — и в воде…
Ей ведь многое надо было обдумать и вспомнить!
Пока вода набиралась, она сидела на краешке ванны, наблюдая, как бежит струя из крана. Она ни о чем не думала — просто успокаивалась, приводила в порядок чувства.
Потом разделась — не удержавшись, посмотрела в зеркало, пытаясь найти в самой себе признаки женственности. Но тонкое, почти детское тело, маленькая грудь придавали ей сходство скорее с мальчишкой… «Все-таки я не в порядке», — подумала она, вспомнив физкультурную раздевалку и своих одноклассниц — сравнение было, увы, не в ее пользу… В отличие от нее они уже вполне сформировались, а она…
По счастью, вода уже набралась, она налила пену и спряталась там, в воде, вся — только голова осталась видна, а это ее хрупкое тельце — да ну его…
Мышка закрыла глаза, наслаждаясь теплой водой, и тут же попыталась вспомнить его прикосновение — такое же нежное, как прикосновение ветра, и почти невесомое… И тут же почувствовала его, почувствовала наяву… Она даже открыла глаза, испугавшись того, что воображаемое стало таким реальным, а еще она испугалась того странного ощущения, которое рождалось сейчас в ее теле, словно в ответ на его — воображаемое же! — прикосновение. Она села и долгое время боялась пошевелиться или снова закрыть глаза.
— Нет, — сказала она, когда немного успокоилась, — я все-таки ненормальная…
Она вышла из ванны, наскоро вытерлась и немного постояла, прислушиваясь к себе, но теперь все было как обычно.
На минуту ей стало даже немного грустно — как будто и в чувствах своих она уже не хотела оставаться без него…
Даже в мечтах ее, всегда теплых, будто солнечный свет, без него теперь было пасмурно и холодно.
Он проснулся от прикосновения солнечного луча к щеке. Открывать глаза не хотелось, поэтому некоторое время он продолжал лежать, наслаждаясь игрой воображения… Это она коснулась его щеки. И рядом с ним сейчас — она, эта странная девочка. Спит, уткнувшись в его плечо, а его руки пытаются спрятать ее, заслонить от мира.
Он так живо представил ее спящую, что защемило сердце, переполненное нежностью и тревогой.
Долго наслаждаться моментом ему не пришлось — девушка рядом с ним шевельнулась, открыла глаза и превратилась из Мышки в Ирину.
— Доброе утро, — сказал он ей, пытаясь улыбнуться.
То, что раньше было нормальным, теперь обернулось обманом. Ему стало стыдно и так жалко свою старую подружку…
Она посмотрела ему в глаза спокойно, словно и не подозревала о невольной лжи, поселившейся теперь рядом с их отношениями.
— Мы проспали? — спросила она.
— Что мы можем проспать, кроме жизни? — вздохнул он.
— Завтрак, например… Утренний кофе.
— Нет, думаю, мы проснулись почти вовремя…
Кинг встал — совсем не потому, что ему так уж сильно хотелось кофе. Просто чувство вины стало почти непереносимым.
Он попытался убежать от нее, от себя самого и вообще — просто перейти в другое измерение, пусть это измерение похоже не на волшебный лес Мерлина, а на простую кухню.
— Я принесу тебе кофе, — пообещал он Ирине и подумал: «Боже, я словно спасаюсь бегством, ложью и торопливыми обещаниями. Ищу более простую дорогу, минуя сложный путь правды…»
Пока кипел чайник, он положил в турку четыре ложки арабики — остатка родительской помощи, потом залил кофе крутым кипятком и поставил на огонь. Впервые за долгие годы ему не понравился внешний вид кофе. И еще ему не нравилась эта кухня с нарисованными кирпичиками, не нравился вид из окна и вообще не нравился он сам. О, как было бы просто все переиначить, начав с кухни, хотя бы с нее, а потом приступить к самому главному — к самому себе!
Рядом с Мышкой следовало бы оказаться принцу из сказки, а он-то принцем не был.
«Да полноте, как можно сделать принца из бревна», — усмехнулся он, и, точно услышав его, кофе, сердито буркнув, вылился на плиту. Последняя капля сегодняшних горьких разочарований, подумал он. И вот ведь странность — помогло! Ушла эта тупая боль, оставив только недовольство самим собой, но от этого никуда не деться…
— Кофе убежал, — мрачно констатировал он. — Ты в полном дерьме… Ты будешь пребывать там долго, возможно, до собственного отбытия в запредельность, тебе остается только смириться с этим… Как и с тем, что маленькая чистая девочка с распахнутыми глазами — не про вашу честь, стареющий бонвиван…