В комнате потемнело.
В полной темноте вспыхнула зажигалка. Я увидел мерцающий огонек зажженной сигареты. Включился свет, ослепив меня на минуту.
— Ну, что вы скажете? — Леди Памбридж сделала глубокую затяжку и выпустила клуб дыма в нашем направлении.
Ее руки дрожали. Никто из нас не знал, что ответить. Мы лишь смущенно молчали и пытались переработать только что увиденное. Любая идея порождала множество вопросов, которые, в свою очередь, тоже оставались без ответов. Мы попали в замкнутый круг из неизвестности и пустых умозаключений.
— Чей голос был за кадром? — спросил я, придя в себя. Я уже догадывался, кто это мог быть, но хотел удостовериться.
— Это была моя дочь. — Леди Памбридж нервно затянулась. — Это — ее затея. Вообще, вся экспедиция — целиком и полностью ее проект. На это ушло два года жизни. Вместе с еще четырьмя помощниками они добились невероятных результатов. Она была так близка к успеху. Так близка…
Стюарт Малони, задумчиво молчавший все это время наклонился вперед.
— Что произошло?
Леди Памбридж затушила сигарету и подсела к нам.
— Запись датирована 15 сентября прошлого года. Спустя почти месяц, 8 октября, были найдены остатки палаточного лагеря и части надувной лодки, которые прибило к берегу маленькой деревушки Кинами, расположенном на берегу реки Ликуала. Среди прочих вещей — одежды, разбитой посуды, планов местности — была найдена видеокамера, где и находилась эта запись. От своей дочери я еще раньше узнала, что она делает видеозапись этой экспедиции, ведь мы созванивались с ней почти каждый день. Сохранить этот аппарат было очень тяжело. Да вы и сами можете догадаться, что в тех краях камера стоит очень дорого. Даже если она, как в нашем случае, значительно повреждена. Как вы понимаете, — леди провела тыльной стороной ладони по губам, — поиски моей дочери до сих пор не увенчались успехом. Спасательная команда, которую президент Сассу-Нгессо направил на место несчастного случая, также пропала бесследно. Последние радиопереговоры с ними состоялись 3 декабря, и речь шла о том, что солдаты хотят прекратить бесполезные поиски. Все мои попытки выслать туда еще одну команду точно так же потерпели неудачу. Для правительства это стало решенным вопросом. Именно поэтому я обратилась к вам, мистер Малони. Вы и ваш ассистент были рекомендованы мне, потому что у вас есть опыт охоты на крупных и опасных животных. И, если меня проинформировали верно, вы еще ни разу не вернулись домой с пустыми руками.
— Это правда, — кивнул Сикспенс. — Если мы напали на след, то не успокоимся до тех пор, пока не поймаем зверя.
— Ваше досье меня впечатлило, — добавила хозяйка. — Знаете, Дэвид, — обратилась она ко мне, — в мире нет ни одного зоопарка, в который эти двое не привезли бы хоть одно животное. Если я не ошибаюсь, им даже удалось открыть некоторых ранее не изученных животных, среди которых три вида змей и даже древесный кенгуру.
— Это потому, что Сикс и я отваживаемся пройти в те места, где еще не ступала нога человека, — добавил Малони.
— В сущности, это никакое не волшебство, просто мы заходим немного дальше, чем остальные и дольше остаемся в засаде. Наш секрет зовется упорством.
— Именно поэтому вы мне очень нужны. И вы, Дэвид.
— Я? — вырвался у меня растерянный возглас.
Она лишь кивнула головой.
— Но почему — я?
— Потому что вы, говоря словами мистера Малони, идете дальше, чем другие, и остаетесь дольше. — Она оценивающе посмотрела на меня. — Вы выдающийся генетик. Один из лучших в своей области. В этой экспедиции мне нужен кто-то с вашими способностями. Вы меня понимаете? Кроме того, вам все еще небезразлична моя дочь. Или я ошиблась?
Мне было нечего сказать. Я чувствовал себя, как мальчишка, застуканный за воровством конфет.
— Откуда… то есть, как вы догадались?.. — Смущенно пробормотал я. Неужели она узнала о моих чувствах к Эмили? Может, спросить ее напрямую? Нет, не стоит. Леди Памбридж непохожа на человека, который радостно раскрывает все свои источники. Да и, собственно, это было не так уж важно, она просто знала об этом — и все тут. Я почувствовал, как на меня уставились несколько пар глаз. Это ощущение оказалось для меня более чем неприятным.
— Вам не нужно оправдываться, в этом нет необходимости. Эмили очень часто говорила о вас. И я думаю, что она даже была влюблена в вас в те времена, когда вы вместе учились в школе. Не знаю, утешит это вас или нет, но все ее друзья за прошедшие двадцать лет, с которыми мне довелось познакомиться, в той или иной степени похожи именно на вас.
— Но мы же были тогда детьми, — вырвалось у меня, — ну, или в лучшем случае подростками. Конечно, я был влюблен в нее по уши. Но с тех пор прошла целая вечность. Она стала зрелой женщиной. Я же ничего о ней не знаю.
Леди Памбридж внимательно посмотрела на меня.
— Но вы с удовольствием узнали бы ее ближе, не так ли? Иначе бы вы не рассматривали фото на камине с таким интересом, — ее взгляд стал серьезным. — Дэвид, верните мою дочь. Или, но крайней мере, выясните, что же с ней произошло. Я вас умоляю! Вы — моя последняя надежда.
Я беспомощно развел руками.
— Не знаю, что и сказать. Вся эта история… так печальна. Мне безумно жаль, но боюсь, что я совсем не тот, кто вам нужен.
— Если речь идет о деньгах, то спешу вас успокоить, — сказала мисс Памбридж, и я заметил в ее глазах холодный блеск. — Можете просить у меня все, что угодно. Впрочем, это относится ко всем здесь присутствующим.
— Нет, нет, — начал я сопротивляться, — дело не в деньгах. Я говорил лишь о том, что я совсем не готов к подобному предприятию. Кто я, по сути дела? Книжный червь, который чувствует себя комфортно только в своей лаборатории.
— У вашего отца на этот счет было совершенно иное мнение.
— У моего отца? Какое отношение ко всему этому имел Рональд?
— Он возлагал на вас большие надежды. В письмах он часто рассказывал мне, каких успехов вы добились. А еще, он не мог дождаться того дня, когда вы пойдете по его стопам и сможете продолжить дело всей его жизни. Страница за страницей — только гордость за вас. У меня сохранились все письма. Они лежат наверху. Если хотите, я прикажу принести их.
У меня в горле застрял ком. Одного упоминания о моем старике в связи со всем этим оказалось достаточно, чтобы пробудить во мне сильные воспоминания. Мой отец… Он был для меня единственной точкой опоры, скалой, за которую я мог зацепиться с тех нор, как умерла мама. Она погибла в ужасной автокатастрофе, когда мне едва исполнилось четыре года. После этого отец сильно изменился. Он не мог выносить стен нашего дома. Говорил, что там все напоминало ему о ней. Он всегда рвался наружу, путешествовать. Отец забрал меня из школы и нанял частных педагогов, которые всегда сопровождали нас в продолжительных экспедициях. Тогда я впервые почувствовал, каким пугающе огромным может быть мир. Я очень хорошо помню, как впервые увидел заснеженные вершины Килиманджаро. Ослепительные горы просто врезались в ясное небо Танзании. А еще — зеленые, залитые светом Усамбарские горы вместе с их тенистыми долинами. Так прошли почти два года моей жизни. Трагедия так сильно сплотила нас, что мы просто не представляли жизни друг без друга. Но, в отличие от него, я так и не смог свыкнуться с просторами Африки. Может быть, именно поэтому сейчас я чувствую себя намного уютнее в закрытых помещениях.