— Ага.
— Я думала, ты куришь только после секса. Или… у тебя на заднем сиденье резиновая женщина? — Предположение Лиз шокировало его, и девушка расхохоталась. — М-да, прости.
— Не смешно! Идиотская шутка.
— А труп? Может, у тебя труп где-то спрятан, а я и не знаю?.. — продолжила она расспросы, смеясь и уже не в состоянии себя контролировать. Честно говоря, она надеялась, что сохранит спокойствие, но попытки провалились. Все, приехали, крышу окончательно сорвало. Серое вещество отказалось работать.
— Да что с тобой такое? — возмутился Бобби. Ему претило употреблять слова «труп» и «секс» в одном предложении. А термин «трахаться» был для него за гранью добра и зла.
Лиз хохотала без остановки.
— Алле! — слышала она его голос уже где-то вдалеке. — Эй…
Парень так мягко сказал «эй», словно думал, что она плачет. Лиз только громче рассмеялась. Бедный глупенький Бобби считал себя слишком грубым! Ему нравился Элиот Смит, и всякий раз, слушая «Needle in the hay» («Игла в стоге сена»), он великолепно подражал серьезности и говору певца. Он отождествлял себя с больным наркоманом из Орегона, заколовшим себя до смерти. Глупый Бобби с его идеальной семьей. Конечно, человек может быть каким угодно, если не с чем бороться.
— Ли-из!
Она притихла. Бобби начал стучать по ее спине, будто она подавилась.
— Я в… порядке, — выдавила Лиз.
— Неужели, — тихо проворчал он, прижимая ее к себе.
Лиз ощутила его тепло. У Бобби всегда даже кончики пальцев были согреты. Видимо, мама с детства поила его горячим шоколадом и уберегла от замерзания на всю оставшуюся жизнь.
— Так. В чем дело? — спросил он.
Лиз не ответила. Она смотрела в сторону дома: в подвале все еще горел свет. Мама не пошла на работу? Наверное, прячется. И выйдет сейчас в шапке из газеты. «Здравствуй, Бобби, — скажет она. — Лиз опять рассказывает сказки? Поразительное воображение! Как выдумает что-нибудь… Представляешь, однажды в детстве она сказала мне, что видела в подвале монстра. Так вот, это оказался ее собственный отец. Моя пухленькая выдумщица!»
— Я даже не знаю, как мне быть…
— О чем ты?
«О том, что я неуверена, могу ли доверять себе. Вдруг я и вправду сошла с ума? Мне кажется, твои бывшие друзья были правы — со мной что-то не так».
— Ох… не знаю!
— Ну-у.
Бобби потянулся к ней. Лиз видела, что он хотел обнять ее, но вместо этого откинулся обратно, на спинку сиденья. Да, симпатичный… но он никогда не сможет прочитать ее мысли. Никогда у него не получится крепко обнять ее и успокоить словами «все будет хорошо»…
— Не хочешь рассказать мне? — спросил Бобби.
— А толку-то…
— Как там, на кладбище? Я слышал, ты ходила туда сегодня — Маргарет видела тебя. Почему ты ничего не сказала мне? Я бы пошел с тобой.
— Все нормально.
— Сегодня годовщина смерти твоего отца, верно?
— Да, пять лет. Мама наверняка запрется в своей комнате и устроит вечеринку.
Он фыркнул.
— Ты поэтому хочешь увидеть Сюзан?
Лиз покачала головой.
— Так, ты вообще собираешься сказать, зачем вытащила меня сегодня?
— Затем, что Сюзан — моя сестра, и я должна навестить ее. Просто хочу заскочить ненадолго, спросить — может, ей что-то нужно.
В последний раз Лиз навещала Сюзан примерно год назад. Она отправилась к сестре после школы на велосипеде. Появившись на пороге, Сюзан взглянула на нее сверху вниз, затем открыла дверь шире — показать, что не одна. В комнате был странный жирный тип с дыханием, похожим на предсмертные возгласы.
— Ты серьезно хочешь к ней поехать? — спросил Бобби.
— Да.
— Я думал, ты шутишь.
— Да… ну… вообще все это так сложно…
— Нелегко, прямо скажем, — процедил он сквозь зубы.
Лиз поняла, что Бобби начал злиться. Она знала: люди приходят в ярость, когда им некомфортно. Наверное, сейчас он ее бросит. Все к тому и шло.
Выехав на дорогу, Бобби повернул на Честнат-стрит.
— Сюзан живет в другой стороне, — сказала Лиз.
— Неужели?
Он ехал, вцепившись в руль и так плотно стиснув зубы, что казалось, челюсть вот-вот сломается.
— Не хочешь повернуть?
Бобби не реагировал.
Снег местами растаял, и на каждом повороте под колесами «эксплорера» слышался плеск воды. На Нуд-стрит рабочие расчищали канавы. Каждый год они делали одно и то же, но дороги всегда затапливало.
— Ну? — спросил он.
Они остановились на вершине холма, рядом с лесом, где иногда, выключив фары, занимались любовью. Лиз прищурилась и посмотрела в сторону деревьев. Возможно, Сюзан была там, ждала ее во тьме.
Бобби выключил зажигание.
— Что ты делаешь? — недоумевала Лиз.
Парень откинулся на спинку сиденья. Теперь он выглядел не столько злым, сколько грустным.
— Помнишь, как мы впервые сюда приехали? Я еще сказал тебе, что делал это с Андрэа Йоргенсон. Так вот я солгал. Ты ведь наверняка знала?
— Да.
Нет, в следующую секунду подумала Лиз, он не собирался бросать ее. Потому что это был Бобби — парень, заступившийся за нее на фабрике перед друзьями; он каждый вечер звонил ей, и, несмотря на то что Лиз никогда не рассказывала о ссорах с матерью, Бобби, слыша в ее голосе печальные нотки, спрашивал, в чем дело.
Лиз дотронулась до его руки. Он вздрогнул.
— Хватит так относиться ко мне, — отрезал Бобби.
— Как?
— Как к врагу. Вроде твоей матери.
— Я не…
— Да, Лиз. Ты будто ненавидишь меня.
— Это бред, неправда! И я не ненавижу свою мать!
Он поморщился.
— Слушай, я не дурак все-таки и вижу, что ты изменилась, сама на себя не похожа. Ты пыталась втереть мне, что Сюзан работает фотографом в «Хаус энд гарден мэгэзин» и поэтому бродит повсюду, наблюдая за домами. Но она ни с кем не разговаривает, Лиз! А ты делаешь вид, что все в полном порядке! Она даже моей маме снится в кошмарах! — Он повернулся и закричал, уже не сдерживаясь, выплескивая все, что накопилось на душе: — Сегодня в школе я спросил тебя, что не так! Ты ответила: мормоны!!! Какие, к черту, мормоны?! Что ты несла?
— М-мормоны?.. — переспросила Лиз. Она знала, как сильно Бобби сейчас рассердится, но, не в состоянии совладать с собой, снова захихикала.
Он злостно прищурился.
— Прости-прости, — проговорила она сквозь смех. — Но ты сейчас так взорвался…