Это случилось на шестой день дождя. Джорджия работала в парикмахерской, обслуживая Чака Брэнна. Он всегда заказывал «сухую» стрижку (не нужно было переплачивать) и ходил только к ней: мол, от Джорджии приятно пахло мускусом. Неожиданно в ее тело словно нож вонзился, опускаясь все ниже и в конце закрутившись между ног. Она уронила электробритву. Тихо жужжа, включенный станок задрожал на холодном кафельном полу.
Сидя в кабинете, Пол брился, держа перед собой маленькое зеркальце. Он почувствовал ее. Внутри. Чуть не выкрикнул имя. Он знал, это была именно она… боясь увидеть ее лицо, Пол отшвырнул зеркало и выбежал на улицу, под дождь.
Бобби не понимал, что творится, но чувствовал беспокойство. Он вышел во двор, чтобы дождь смыл неприятное ощущение. Бесполезно. Вернувшись в дом, парень застал в темной кухне Маргарет.
— Привет, куколка, — прошептал Бобби.
— Я, кажется, побаиваюсь дождя… — сказала она.
У нее потрескались губы, глаза утомленно прикрылись. Брат крепко обнял ее.
* * *
Мэри пила вино. Сидя с закрытыми глазами, она слышала шум, голоса… множество воспоминаний — разные события, среди которых были и хорошие, только памяти не удавалось их возродить. Она опрокинула стакан. Сладкое вино пролилось на стол, и ей захотелось плакать. Как глупо — это же просто лужа, которую достаточно протереть тряпкой. Но Мэри осталась на месте, наблюдая, как красные капли постукивают по полу, имитируя звук дождя. Она ничего не чувствовала, лишь пустоту. Укрывшись в холодной глубине страшного горя, она будто знала, что произойдет дальше.
* * *
Лиз пыталась заплакать. Она просматривала старый фотоальбом, заставляя себя испытывать хоть какие-нибудь эмоции: Сюзан в выходном платье, Сюзан с большими черными синяками, Сюзан, обозлившаяся на весь мир — сильнейший гнев, вылезший наружу, покрывший тело, словно формальдегид. Вдруг Лиз почувствовала сильный холод, который пронизывал изнутри, медленно пробираясь от конечностей к самому сердцу.
— Ты… — прошептал голос. И наступила тишина.
Показалось. Ничего не произошло. Следствие переживаний.
* * *
Остальные люди ощутили только нервную дрожь или грусть — эмоции, забытые к утру. Ночь горожане провели в тревожном сне.
О на спустилась с Ирокезского холма в долину. На полу в коридоре ее старого дома рассеялись кровавые следы, образовав расширенную спираль. Дверь квартиры Розова была плотно закрыта, и прищурившийся голубой глаз смотрел на нее сквозь замочную скважину. Дыхание прерывалось. Девушка учуяла его страх. Медленно проведя ладонью вниз по двери, она почувствовала тепло, учащенное сердцебиение. Из его носа полилась кровь, и Розов отпрянул.
Она пошла вверх по ступеням.
Горожане были похожи на странные сложные песни, мотив каждой из которых она знала наизусть. В моменты одиночества, отчаяния и грусти люди думали о ней и, сами того не осознавая, звали ее.
Девушка встала босыми ногами на ковер. Платье терлось об исцарапанные бедра. По прямой, от шеи до промежности, кожу стягивали черные пластиковые швы, и она медленно, чтобы не порвать безжизненное тело, двинулась вперед. Пройдя по сигаретному пеплу, поднимавшемуся в воздух от ее шагов, она подошла к окну и посмотрела на фабрику. Сейчас там тихо, но это ненадолго. Она повернулась к зеркалам, где не увидела своего отражения. Только лица знакомых и чужих жителей Бедфорда. Пустые существа. Потерянные. Ничтожные. Они взирали на нее, плененные зазеркальем. Люди стучали, молили выпустить их на свободу. Она чувствовала грохот стекла, раздававшийся внутри нее.
Началось восстание. Толпа разом взвыла, каждый рвался вперед, чтобы услышали только его песню. Похожий на нескладное жужжание звук становился все громче. Безумие, к которому, впрочем, она уже привыкла.
Они наседали друг на друга: пушистый черный паук с бледно-голубыми глазами, женщина, затушившая недокуренный «Парламент» о мягкую нежную плоть маленького сына; щеголь Уильям Прентис, одетый в костюм-тройку, скалился, и сцепленные за спиной руки кровоточили.
Их были тысячи. Замахнувшись, она ударила по одному из зеркал. Множество серебряных осколков упало к ногам. Из пальцев текла черная кровь. Она разбила второе зеркало. Потом третье, четвертое, пятое… и последнее. Шестое.
Из обломков, двигаясь волнистыми кругами, выплыла огромная процессия истерзанных речных тварей. Мужчины с обгоревшей кожей и черными легкими — когда-то они работали на фабрике. Завернутый в полиэтилен младенец кричал, хоть и не умел еще дышать, когда был убит. Пес по имени Бенджи, которого неделю назад сбил Дуглас Боучер на снегоочистителе. Шестилетняя девочка с косичками, которая непрестанно спрашивала: «Мамочка, можно я?» Тэд Мэрли, умерший пять лет назад, держал в руке лопату и повторял названия звезд…
Выбравшись из квартиры, толпа двинулась вниз по лестнице. В среду на рассвете каждый из них, став невидимым, проскользнул в родную обитель.
Ты должна сделать это!
Из подвала шел неприятный запах: от бесконечного дождя помещение стало сырым, появилась плесень. Мэри Мэрли слушала, как о металлическую трубу за окном кухни с длительными промежутками во времени ударялись капли.
Среда, шестой день дождя. Приближался полдень. Комната уже погрузилась в темноту. Стул, на котором сидела Мэри, был усыпан крохотными белыми комочками. Сперва она приняла их за кусочки штукатурки, но потом вспомнила, что это следствие активной готовки.
Последние несколько дней она много пекла. Директор супермаркета «Шоус», в котором Мэри работала, не брал с нее на этой неделе денег за продукты: подобие компенсации за потерю близкого человека. Каждый родитель, лишившийся дочери, получал ровно тридцать долларов и семьдесят шесть центов, на которые мог купить муку, ванильный экстракт, масло, шоколадное печенье и овощное масло «Криско». Подразумевалось, что жить от этого стало гораздо легче.
В это утро Бобби Фулбрайт, постучав в заднюю дверь, спросил, может ли он забрать Лиз в школу. Мэри ответила, что дочь спит и ему лучше ехать сегодня без нее. В ближайшую неделю она, вероятно, не захочет общаться с внешним миром. Тогда Бобби попросил разрешения хотя бы поговорить с Лиз. Вопреки четким убеждениям (мальчикам не следует находиться в спальнях юных леди без присмотра) Мэри сказала «да» — по большей части из-за того, что у нее не было сил отказать. После смерти Сюзан она почти не спала, и становилось все тяжелее думать о чем-либо. Мысли не слушались, порхая в затуманенном сознании, как мотыльки из снов лунатика.
Через десять минут Бобби и Лиз, держась за руки, спустились вниз. Когда он и уехали, Мэри ощутила легкую ревность, хоть и не разобралась, к кому из детей больше.