– Что это было, Витя? – прохныкала Катя из темноты.
– Банки… Что-то вроде сигнализации.
– Господи!
– Не бойся, все в порядке. Сиди, где сидишь, я скоро.
«Еще один псих, – подумал он. – Богатая тут клиентура. А я, дурак, все в городе промышляю».
Виктор, внимательно глядя под ноги, подошел к дому и посветил фонарем в окна. И удивился в очередной раз. Ставни оказались закрыты, но навешены они были не снаружи, как обычно, а изнутри. Причем, нижний край не доходил до конца, оставляя щель между подоконником и крепким деревом. Что-то вроде амбразуры. В одном окне стекло было разбито, из рамы торчали осколки. По второму зигзагом шла полоса изоленты.
– Эй! Есть кто живой? Хозяин! – позвал Виктор, остановившись на всякий случай шагах в пяти от дома.
Луч фонаря скользил от одного окна к другому. Потом остановился на входной двери. Та была закрыта, на крыльце тускло блеснуло что-то железное. Присмотревшись, Виктор понял, что это капкан.
«Ну и ну, – подумал он. – Вот это гостеприимство, хлеб да соль»…
Мысли прервал тихий скребущий звук, донесшийся от одного из окон. Того, где были выбиты стекла. Виктор направил свет туда.
И почувствовал, что рубашка на спине мгновенно взмокла.
Из амбразуры на него в упор смотрели вороненые стволы охотничьей двустволки. Каждый ствол показался Виктору размером с тоннель метрополитена. Он открыл было рот, чтобы выдать какую-нибудь банальность типа «а это что за дрянь?», но тело решило, что не стоит ждать команды от парализованного страхом сознания. Виктор упал на землю, на долю секунду опередив грохот выстрела. Над ним прогудел рой реактивных пчел.
Ослепленный вспышкой, с яростным звоном в ушах, Виктор откатился в сторону и услышал чудовищный мат, приглушенный ставнями.
– Не стреляйте! – завопил он, нашаривая в грязи оброненный фонарь.
– Убирайся! Убирайся отсюда, выблядок! Прочь! Сгинь, сучий потрох! Сгинь!
Виктор услышал металлические щелчки и понял, что хозяин дома перезаряжает ружье. Не теряя ни секунды, он вскочил на ноги и бросился за угол дома. Здесь он перевел дух. В доме слышались шаги – стрелок выбирал новую позицию.
«Черт, этот мудак чуть не пристрелил меня! Господи, ну и ночка! Ну и ночка, что б я сдох»…
Его била нервная дрожь. Впервые в жизни в него стреляли. И нельзя сказать, что ощущение, когда над головой с визгом пронесся заряд дроби, было приятным.
– Витя! Что с тобой? – в ужасе крикнула Катя.
Виктор испугался, что она сейчас наделает каких-нибудь глупостей. Например, побежит посмотреть, что с ним случилось. И тогда этот гребаный охотник на туристов превратит ее в дуршлаг.
– Катя, стой, где стоишь! – завопил он, с неудовольствием отметив, в голосе героя-спасителя проскальзывают истерические нотки. – Со мной все в порядке!
– Ах, в порядке?! – встрял стрелок. – Ну, тогда получай.
Залп из двух стволов выбил щепки из угла, за которым прятался Виктор. Показалось, что кто-то с размаху саданул по бревнам молотом.
Несколько раз Виктору доводилось говорить с теми, кто имел огнестрельные ранения. О своих ощущениях все рассказывали примерно одинаково. Первое, что они чувствовали, когда пуля входила в тело – сильный удар, как будто наотмашь саданули дубиной. Боль приходила позже. Иногда через несколько минут, иногда через считанные секунды. Но сначала был этот чудовищной силы удар воображаемой палкой. Виктор живо представил себе, как таким вот ударом ему сносит голову, и ощутил мгновенный парализующий ужас. Ужас, который в следующую секунду сменился холодным бешенством.
– Прекрати палить! – взревел Виктор. – Брось ружье, мудило! Брось!
– Витя, ты жив?
– Щас брошу! – из дома послышался сумасшедший хохот.
– Жив я! Сиди там!
Залп. Виктор едва успел нырнуть за угол.
«Вот скотина! Того и гляди, пристрелит… – мысли лихорадочно скакали, цеплялись друг за дружку, спотыкались, будто были пьяны в стельку. – Ну же, ну! Ты ведь профессионал. Твое оружие – слово… Скажи ему что-нибудь. Ну, давай же, пока он тебя не ухлопал. Отче наш иже еси… вразуми ты этого кретина с берданкой!».
– Катя, оставайся на месте! Ради бога, не ходи сюда. У этого недоделка ружье, и палит он как сумасшедший. И не кричи больше! Сиди молча! Поняла?
В тишине раздавались только звуки перезаряжаемого оружия.
– Катя! Ты поняла меня? Почему молчишь? Ты в порядке?!
– В порядке! Ты же сам сказал молчать!
– Тьфу! – Виктор в сердцах сплюнул. – Умничка!
Теперь нужно было решить, что делать дальше. Виктор осторожно выглянул из-за угла. Уйти тем же путем, которым пришел, не получится. Двадцать шагов по тропинке, открытой для обстрела. Бегом? Ползком? Ну да, в кино можно было бы попробовать. Если не получится – сделать еще один дубль. В жизни такие эксперименты ставить не хочется. Обойти дом с другой стороны? Черт его знает, где у этого психа огневые точки. Вполне можно нарваться. Вполне… Виктор смерил взглядом расстояние до забора. На глаз получалось метров пять. Добежать, перемахнуть, рухнуть на землю и, прячась за кустами, проползти до того места, где сидит Катя. Виктор живо представил себе, как перелезая через забор, цепляется за какой-нибудь гвоздь и демонстрирует чудеса человеческой ловкости, болтаясь на этом чертовом заборе под прицелом двух стволов.
Нет, все эти трюки подождут. Если не останется ничего другого – то да, он попытается. Но пока стоит попробовать решить проблему так, как его когда-то учили. Если хочешь задурить голову другому, твоя должна быть совершенно ясной. Иначе неизвестно, кто кого задурит. Он попытался припомнить все то, что слышал на семинарах по конфликтологии, в особенности моменты, которые касались переговоров с террористами. Конечно, ошалевший мужик с двустволкой не бог весть какой террорист, но принципы общения должны быть те же.
Разговаривай постоянно. Когда люди разговаривают, оружие не стреляет – истина номер раз. Вопросы строить так, чтобы не получать однозначных ответов – это номер два. Мужик вряд ли способен сейчас вести нормальный диалог. Болен он или пьян, он не отдает отчета в том, что делает, и не дружит с логикой. Значит, нечего пытаться его в чем-то убедить, нужно его уболтать, чтобы просто снять агрессивность – три. Не говорить «нет» – четыре. Не давать ему никаких личностных оценок – пять. Для начала хватит.
Несколько минут Виктор обдумывал первую, самую важную, фразу. Она должна стать чем-то вроде хорошего прочного крючка, который как следует воткнется в глотку рыбы. Все это время из дома доносились шаги, какие-то позвякивания, шорохи и прочие звуки, свидетельствовавшие о том, что деревенский террорист готовится к длительной обороне.
Наконец, Виктор решил, что готов. Помимо страха, он чувствовал еще что-то вроде волнения перед премьерой. Загвоздка была только в том, что в случае провала его не освищут, а пристрелят.