— Патрик… — прошептала она.
Каталина опрометью бросилась к двери и упала в объятия Патрика, как только он переступил порог.
— Успокойся, все в порядке. Я здесь.
Похоже, он очень торопился. Каталина позвонила ему всего сорок минут назад. Он, наверное, бросил все дела и мчался на полной скорости из Жизора, если приехал так скоро.
— Спасибо, что пришел, — сказала Каталина.
— Ну вот еще! Для чего же тогда друзья? Расскажи, что случилось. Отчего вдруг такая печаль в прекрасных зеленых глазах?
— Мне кажется, моего деда обманывали. Причем в течение многих лет. Вероятно, даже тянули из него деньги под пустым предлогом. Я думаю, может, и его вещи после смерти обыскивали только для того, чтобы найти ключ от сейфа в доме, где он хранил деньги, о котором пронюхали те, кто его обманывал… Не знаю. Нечто в этом духе.
— Хорошо. Давай лучше сядем вот здесь, и ты расскажешь мне все по порядку, договорились? — предложил Патрик, увлекая ее к креслам у окна.
Каталина послушалась и как на духу выложила все, что с ней приключилось за последние четыре дня, и чем она занималась после приезда в Париж. Она начала со встречи с д’Алленом, необычного содержимого конвертов, запечатанных сургучом, и странных распоряжениях на их счет. Она рассказала о своем решении провести выходные в Жизоре, чтобы разузнать побольше о незнакомце, каким считала деда и завещателя. Она сообщила, что удалось узнать о вещах, полученных в наследство, и о самом Клоде (благодаря Альберу и Мари), а также поделилась догадками, нашедшими отражение в списках «абсолютных истин» и «предположений». Затем она подробно объяснила, почему считает, что дед все-таки не был сумасшедшим, и в годы Второй мировой войны он, вероятно, извлек нечто исключительно ценное, связанное с Приоратом Сиона, из подземной часовни Святой Екатерины. Она упомянула о подозрениях д’Аллена и Альбера, будто кто-то копался в вещах деда после его смерти, под конец рассказала, как организовала свидание с членом Приората, надеясь услышать подтверждение, что вся эта история не является чистым надувательством и в ней есть зерно истины… Все. Каталина выложила абсолютно все.
— Теперь тебе лучше? — спросил он. Ее исповедь произвела на Патрика впечатление, время от времени его глаза азартно загорались. Напрасные восторги, подумала Каталина. Она же предупредила его в самом начале: цепочка следов вела к великому обману.
— Да, кажется, мне немного получше.
— Только кажется? Нет уж, я хочу увидеть одну из твоих улыбок, от которых тает сердце. — Каталина состроила гримаску, пытаясь улыбнуться. — Так не пойдет. Неужели мне придется просить управляющего затопить камин в вестибюле? Не уверен, что ты заметила, но сегодня началось лето, и на улице по меньшей мере тридцать пять градусов в тени…
При этих словах на губах Каталины затеплилась искренняя улыбка, и Патрик нежно поцеловал ее в щеку.
— Вот так мне нравится! И на сей раз я намерен сделать тебе непристойное предложение. Ты ведь не видела Париж, правда? В моем лице тебе предлагается преданный и компетентный гид, единственный в своем роде. Ну как, согласна?
— Завтрак и ужин включены в экскурсию?
— Конечно!
— Тогда самоотверженный гид только что приобрел клиента. Дай мне полчаса: я хочу принять душ и переодеться.
— По желанию клиента.
Каталина вышла из ванной комнаты и обнаружила Патрика на прежнем месте: он сидел в кресле, читал ее заметки и рассматривал завещанные дедом предметы серьезно и очень внимательно.
— Бесполезный хлам, — заявила Каталина. — Можешь выбросить в окно, если хочешь.
Вздрогнув, он поднял голову с виноватым видом, впрочем, испарившимся за долю секунды. Махнув бумагами в сторону окна, он спросил:
— Ты уверена? Для детективного триллера эти вещи вполне сгодятся.
Каталина заметила: Патрик смотрит на нее как завороженный. Она вышла из душа, завернувшись только в белое гостиничное полотенце: оно было слишком маленьким и почти не прикрывало тело, обнажая глубокую ложбинку между грудей, и едва-едва доходило до бедер. Дрожащие капли воды медленно стекали по длинным точеным ногам, влажные волосы разметались по плечам и падали на лицо, оттеняя привлекательность черт и зеленые глаза, гипнотически мерцавшие, словно глаза хищника в чаще леса.
— Я… э-э… лучше выйду, покаты будешь одеваться, — сказал Патрик, не в силах оторвать от нее взгляд.
— У меня есть идея получше, — прошептала она.
Она сняла полотенце, разворачивая его очень медленно, постепенно обнажая свое роскошное тело, немного смуглое, нежное и упругое, в тот момент будто светившееся. Полотенце скользнуло на пол, свернувшись калачиком у ног, влажные волосы укрыли груди — полные, совершенной формы, с плотными сосками, устремленными вверх. Идеально очерченные талия и живот с волнующим углублением пупка плавно завершались ухоженным лобком с иссиня-черными, слегка курчавыми волосами, обрамлявшими мягкое лоно.
Патрик дернулся, приподнимаясь, но Каталина не позволила, подняв правую ногу и поставив босую ступню ему на грудь, открыв его взору интимное место. Патрик сглотнул слюну и заскрипел зубами.
— Я… не могу, — еще раз попытался воспротивиться он, уже сдавшись.
Каталина заверила его: конечно, он может. Без единого слова, просто кивнув головой, зардевшись в предвкушении удовольствия, с едва слышным стоном приоткрыв влажные губы.
Она убрала ногу с груди Патрика и опустилась перед ним, устроившись между коленей. Пригвоздив его ведьминским взглядом зеленых глаз, полыхавших животной страстью, она принялась расстегивать ремень. Патрик неуклюже спустил брюки, сбившиеся у щиколоток мятым и жалким комком. Однако то, что находилось между его бедер, внушало восхищение, а не жалость: член был напряжен и полностью готов к бою. Ирландец взглянул на себя сверху с ужасом и растерянностью, чем только раззадорил пыл Каталины: томительный жар растекался по телу, заставляя изгибаться по-кошачьи, отчего потерял бы голову даже самый хладнокровный из мужчин. Она склонилась к его коленям и, крепко взяв член, принялась мастурбировать с нараставшим неистовством и стонами, вторя Патрику, словно они слились воедино и оба испытывали неописуемое наслаждение. Вдруг Каталина остановилась, и из горла Патрика вырвался жалобный, недовольный крик. Но она не закончила, а просто решила, что наступила ее очередь. С кошачьей грацией она встала ногами на ручки кресла и, схватив голову Патрика, ласково, но твердо притянула его к своему лону. В первый миг показалось — он не знает, что от него требуется, но после крошечной заминки Патрик принялся за дело весьма усердно, исторгнув из ее груди каскад звуков удвоенной силы, отдававшихся эхом в тишине гостиничного номера. И опять Каталина внезапно отстранилась, а потом решительно скользнула вниз, насадив себя на член Патрика. Направив его в себя, она издала протяжный стон, когда он вошел в нее, — мучительный стон, тогда как по спине прошла дрожь удовольствия. Каталина ритмично задвигалась, поднимаясь и опускаясь, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока обоих не охватило головокружительное исступление, сопровождавшееся тяжелым дыханием и стенаниями. Финал ознаменовался новым криком восторга, а точнее воем: сначала кульминации достиг он, а вслед за ним и Каталина, продолжавшая раскачиваться вверх и вниз, прерывисто всхлипывая и упиваясь наслаждением. Наконец, она затихла и упала на вздымавшуюся грудь любовника — он дышал судорожно и шумно, а сердце билось часто, еще не успокоившись после бурной скачки.