Нет смысла рассказывать, как тебе это удалось. Ты знаешь об этом лучше всех, моя дорогая…
Что я обнаружил в часовне Святой Екатерины? Книгу с примечаниями да Винчи, действительно содержавшую полное генеалогическое древо рода Христа от начала нашей эры до эпохи Французской революции. Но не так-то просто оказалось извлечь генеалогию на свет Божий, поскольку, как и следовало ожидать, да Винчи спрятал ее очень хорошо. Она находилась в самом сердце банальной бухгалтерской книги. Не так просто, конечно, нельзя умалять его гений, но на ее страницах. Да, он расписал генеалогию прямо на страницах, на виду у всех и при этом скрыл от посторонних глаз. Но наверное, мне лучше объяснить все по порядку.
Покинув Жизор (мне пришлось поспешно уносить ноги, честное слово, так как моим «друзьям» немцам совсем не понравился устроенный мною взрыв во дворике крепости), я направился в Испанию. Да и ситуация в городке могла сложиться неблагоприятно для таких, как я: многих, если не всех, обвиняли в коллаборационизме. В этом я в принципе не виновен, поскольку я не сотрудничал с нацистами, а только платил им, и щедро, чтобы они согласились иметь со мной дело. Признаю, разница едва уловима, но различие выражается в оттенках. В спешке у меня даже не осталось времени изучить с должным вниманием найденное мною. Я только видел: на первый взгляд мое сокровище похоже на обыкновенную счетную книгу. Конечно, меня это насторожило. Но я рассудил: счета, наверное, только видимость, и генеалогия каким-то хитрым образом зашифрована в тексте. Я не спал два дня — как раз за такое время я добрался до границы в Андайе и пересек ее. Очутившись в Испании, я мог спокойно заниматься книгой. И какое горькое разочарование, какое неописуемое горе меня постигло! На мгновение мне показалось, будто жизнь кончена и огонь мой в конце концов умер, именно тогда, когда окрепла надежда, что он ярко разгорится и не угаснет никогда. Я пришел к заключению: мне досталась всего лишь счетная книга, не более! Она не содержит, как я воображал, никакого сюрприза. В ней нет того, ради чего стольким я пожертвовал, — генеалогии священного рода Христа.
Я просмотрел одну за другой все страницы, внимательно под лупой изучил каждый миллиметр манускрипта, не поленился сходить в медицинскую амбулаторию и попросил сделать рентген, с помощью чего мог обнаружиться документ, спрятанный в переплете или корешке. Я проделал с рукописью все, до чего сумел додуматься, но не выявил ничего стоящего — только сводящие с ума бесконечные и бессмысленные расчеты. Однажды ночью, потратив неделю на бесплодные попытки, я провалился в такую мрачную бездну отчаяния, что не выдержал и запустил манускриптом в стену. Я помню, как он раскрылся, словно рот, издавший вопль боли, причиненной жестоким обращением. Книга врезалась в стену и упала на пол, опять открывшись. Она провалялась на полу до утра и весь следующий день, когда я отправился в кабак заливать тоску коньяком. Вернулся я около восьми вечера. Книга лежала там же, где упала. И ее страницы по-прежнему покрывали унылые счета, возненавиденные мною всей душой. Но теперь к счетам добавилось кое-что еще. Моим глазам предстало изумительное, прекрасное видение: слова, выведенные красивым почерком, складывались в аккуратные, идеально ровные строчки. Стыдно признаться, но я приписал чудо чересчур обильным возлияниям. Я решил, будто письмена мне мерещатся, и страстное желание найти в тексте то, чего там нет, сдобренное изрядной порцией коньяка, сыграло злую шутку с моим зрением. Слава Богу, все оказалось не так. Волшебные строки оставались на своем месте, отчетливые, настоящие.
К несчастью, я не протрезвел в один миг даже перед лицом такого необыкновенного везения. Вторично я возвел напраслину на алкоголь, поставив ему в вину то, что мне не удавалось понять ни одного из старательно, изысканно выведенных слов. В чем действительно стоило упрекнуть выпивку, так это в том, что в скором времени после своего открытия и раньше, чем успел разобраться в невнятной галиматье, я повалился на пол. Проснулся я на рассвете с чудовищной головной болью, умирая от жажды и растянувшись на полу в обнимку с рукописью. Первым делом, сообразив, где нахожусь, и вспомнив вчерашнее, я с нетерпением и тревогой перелистал манускрипт. Но слова, чудесные слова исчезли! С удвоенной яростью я проклял алкоголь — он поманил меня фальшивыми миражами и несбыточной надеждой. Но и здесь коньяк оказался ни при чем.
Больше я не сомкнул глаз. В течение нескольких часов, до рассвета и затем все утро, я просидел, гипнотизируя страницу, исписанную счетами, и с замиранием сердца ждал чуда, благодаря которому накануне проявились тайные письмена. И чудо произошло. Сначала буквы проступали словно нехотя — бледные, едва различимые. Однако потом, когда солнце легло на страницу, они стали проявляться чуть быстрее. Процесс занял много времени, и я нашел единственное логическое объяснение, сколь бы невероятным оно ни казалось: строчки писали специальными чернилами вроде светочувствительных, реагирующих чрезвычайно медленно, поэтому только продолжительное прямое воздействие света делало их видимыми. Само по себе это было из области фантастики (не забывай, речь шла о рукописи шестнадцатого века), но мало того, буквы опять пропадали, лишившись света, например, с наступлением ночи или когда закрывали книгу. Вот почему я не увидел их, проснувшись на рассвете.
Можешь представить, с каким лихорадочным воодушевлением я принялся переписывать слово в слово открывшуюся тайнопись — я ускорил процесс, выставив рукопись на солнце. Я убедился: части текста отличались по виду, иначе говоря, почерк менялся на протяжении книги. К записям приложили руку разные люди, причем в разные эпохи. Мне удалось установить автора лишь самого первого и раннего текста — Леонардо да Винчи.
Скопировав письмена, я получил в свое распоряжение длинный набор слов. Во всяком случае, там должны были быть слова: на самом деле у меня получилась длинная цепочка букв без пробелов, и не представлялось возможным выделить сколько-нибудь связную фразу. Сразу стало ясно: я столкнулся с дополнительной защитой. Текст не только был написан фантастическими фоточувствительными чернилами, но и зашифрован.
Я не эксперт в истории криптографии, ни в коем случае, ибо мои интересы всегда лежали в иной области, и я быстро понял: мне не одолеть этого шифра. Однако я не смог воспротивиться искушению и попытался сломать код, в чем, как и следовало ожидать, нисколько не преуспел.
Система шифра была сложной. Я утверждаю это не потому, что не сумел с ней справиться со своими слабыми познаниями в криптографии, а потому, что так мне сказал специалист, настоящий гений. Англичанин. Знаешь, чем занимались все английские гении математики в 1944 году? Дешифровкой секретной информации немцев, закодированной с помощью машин «Энигма». Не знаю, известно ли тебе, но эти машины создавали столь сложные шифры, что для их обработки англичанам пришлось изобрести специальное устройство, трудившееся с эффективностью одновременно тысячи человек, но без эмоций, механически и неустанно. Устройство впоследствии назовут электронно-вычислительной машиной, и со временем их станут использовать во всем мире. Но в ту эпоху существовали единицы таких механизмов, первый появился в Англии, в секретных отделах службы разведки на Блитчли-Парк, а затем в США. Они относились к числу самых строго охраняемых военных тайн, о которой мне, однако, стало известно, поскольку упомянутый математик, мой старый друг, чье имя тебе знать необязательно, еще до начала войны рассказывал мне подробно о разработке и ближайших перспективах применения потрясающего изобретения. Понадобилась одна из таких чудо-машин для взлома кода Леонардо, ибо моему другу не удалось справиться с задачей самостоятельно. Это даст тебе ясное представление, насколько сложным он оказался, но его не смогли бы дешифровать не только современники Леонардо, но и прочие любопытные люди грядущих столетий, вплоть до появления компьютеров.