— Прекрати это, Эстасия, — сказал Сандро, медленно отступая. Он видел все — и румянец стыда на щеках молодого монаха, и ханжеское негодование в глазах Симоне. Художник вздохнул и обратился к иноку: — Если вы все же решитесь попробовать, я отблагодарю вас. Кто знает? Исповедь должна ей помочь.
— Я… Я постараюсь, синьор. Но если она одержима… — Юноша явно смутился. — Демонов изгоняют доминиканцы. Монахи нашего ордена служат молебны во здравие, воздают хвалу праведникам, благословляют на добрые дела.
Сандро задумался, потом махнул рукой.
— Поступайте как знаете. Но если у нее снова начнется истерика, я ее придушу. — С этими словами он повернулся, оттолкнул плечом Симоне и вышел.
— Вы должны усмирить ее, брат. — Симоне сделал большие глаза. — Вы же слышали, что она распевает.
Эстасия рассмеялась.
— Уговори его, Симоне! Сандро от меня отказался. Но монах, возможно, и не откажется. — Она заворочалась на неприбранном ложе, стараясь рассмотреть инока лучше. Ее карие глаза заблестели. — Знаешь ли ты, чего я хочу, мальчик? — Голос донны сделался томным. — Усмири меня, если сможешь. Я буду счастлива следовать твоим наставлениям.
Симоне нахмурился. На лице его появилось свирепое выражение.
— Ты следуешь наставлениям дьявола, Эстасия. Берегись! Я с тобой церемониться не намерен. Искупление даруется через страдание. Посмотрим, что ты сейчас запоешь! — Он шагнул к ложу и сел на его край, осколки стекла захрустели у него под ногами. Устроившись поудобнее, Симоне схватил женщину за волосы и резким рывком запрокинул ей голову. Эстасия захрипела. — Вот видите, — обратился он к иноку. — Куда подевалась вся ее наглость? Плоть страдает, и дьявол молчит. — Мучитель вновь дернул женщину за волосы, и Эстасия взвыла от боли.
— Перестаньте! — вскрикнул монах. Несмотря на молодость, он понял, что означают огоньки, загоревшиеся в глазах Симоне.
— Мы не должны миндальничать с сатаной, — пробормотал Симоне, неохотно разжав руку.
— Но мы не можем карать невиновных. Сначала следует убедиться, что она одержима нечистым. Тот, кто считает, что знает все наперед, повинен в гордыне. — Юноша принял решение и указал Симоне на дверь — Оставьте нас на какое-то время.
Однако тот не хотел уходить.
— Но… она настоящая фурия и может наделать хлопот. Что, если с ней снова случится приступ?
— Она крепко связана, синьор Филипепи, — мягко ответил инок. — Если что-то случится, я вас позову. Вы ведь будете рядом? — Он облегченно вздохнул, когда дверь за рассерженным Симоне плотно закрылась.
— Итак, дорогая сестра, — строго сказал юный монах, становясь на колени. — Я — фра Энцо из монастыря Святейшей Аннунциаты. Вы в беде?
Эстасия провела языком по губам.
— О да! И вы можете помочь мне, фра Энцо.
Он кивнул и сложил руки.
— Сейчас мы вместе прочтем пару псалмов, уверен, что это окажет на вас благостное воздействие.
Донна словно бы невзначай придвинулась ближе.
— Фра Энцо, — прошептала она, — одно ваше присутствие уже благотворно действует на меня. Я чувствую — в вас есть сила.
Юный фра Энцо был явно польщен, но ответил с большим достоинством:
— Смиренная молитва вселит в вашу душу покой! — Он закрыл глаза и завел первый псалом.
— Я знаю способ получше, — пробормотала Эстасия.
Закончив пение, фра Энцо открыл глаза и улыбнулся.
— Слова Святого Писания не ввергли вас в исступление, значит, дьявол, к вам подступающий, слаб. Скажите мне, что мучает вас, освободитесь от наваждений.
Улыбка Эстасии казалась смущенной.
— Хорошо, фра Энцо. Но обещайте, что простите меня…
— Это не в моей воле, сестра, — мягко заметил юноша. — Прощение нам дарует только Господь.
— Но его служители вполне способны утешить заблудших овечек. — Женщина часто и горячо задышала. — Рассказать вам, что делали со мною в аду? Эти демоны были очень изобретательны. — Она засмеялась. — Они насиловали меня! Вот так! — Эстасия бесстыдно дернула телом. — И еще так! — Полные бедра раздвинулись. — Не хотите попробовать, чтобы получше понять, что со мной происходит?
Щеки фра Энцо побагровели.
— Сестра, ваше поведение достаточно красноречиво. И прежде всего оно говорит, что вовсе не дьявол его вам внушает. Дьявол бежит от Святого Писания, вы же льнете ко мне. Вам просто взбрело в голову соблазнить молоденького монаха! — Негодование фра Энцо росло. — Мне уже приходилось сталкиваться с подобным! Многим, очень многим кажется, что зов плоти неодолим. Но я принял монашеский сан по собственной воле! Мне дороги моя бедность, мое целомудрие, я чту обеты, которые дал! Вам не дано совратить меня, донна! Стыдитесь!
Юноша встал, стараясь не смотреть на Эстасию, потом повернулся и бросился прочь. Эстасия расхохоталась.
Симоне, подпиравший дверной косяк, удивленно выпрямился.
— Что случилось, брат?
— Эта женщина не более одержима, чем я. Она просто считает, что людей, подобных вам, можно дурачить.
Когда Симоне, заперев за иноком дверь, возвратился к спальне Эстасии, там его поджидал Сандро.
— Ну, что же дальше? — спросил он.
— Мы должны сводить ее к исповеди. Этот монах слишком молод, чтобы понять, какая опасность ей угрожает. Но он дал хороший совет. Нам следует обратиться к доминиканцам.
Сандро скривился.
— Ты в своем уме, Симоне? Зачем раздувать историю из домашнего дела?
— Дьявол — отец лжи! — торжественно и громко провозгласил Симоне. — Проявляя терпимость, ты рискуешь впустить его в свою душу.
— Защити нас святая Клара! — вздохнул художник — Делай как знаешь. Если утром Эстасия пожелает пойти к исповеди, веди ее куда хочешь, лишь бы в доме сделалось тихо. — Сандро немного поколебался, прежде чем продолжить свой монолог: — Это, кстати, касается и тебя, дорогой братец. Умерь свой пыл и перестань наставлять ее на каждом шагу. У меня много заказов, я выбиваюсь из сил и не в состоянии выносить вашу немолчную ругань. — Он устыдился резкости своего тона и положил на плечо Симоне руку. — Что делать, живописцы капризны и неуживчивы. Я вовсе не исключение. Не сердись на меня.
Костлявое лицо Симоне демонстративно замкнулось.
— Ты — хозяин этого дома. Разумеется, я подчинюсь.
— Симоне, ну зачем ты…
Сандро махнул рукой. Говорить что-то еще было теперь бесполезно. Надо выждать, когда Симоне отойдет, и тогда… Он открыл дверь спальни и крикнул:
— Кузина?
Эстасия тут же отозвалась. Голос ее звучал ровно и буднично:
— Ты можешь развязать меня, Сандро. Кошмар кончился. Я буду благоразумна. Кто знает? Возможно, я даже пойду к исповеди, если это вернет дому покой.