Щеки девушки побагровели.
— Благодарю вас Мне очень стыдно. Я словно бы сама не своя… Возможно, меня пугает надвигающийся прием…
Клодия засмеялась.
— УЖ поверь, я тоже не в восторге от всей этой суматохи. Как подумаю, что понаедут три сотни гостей…
— Три сотни?! — Мадлен казалась глубоко потрясенной. Она сама надписывала конверты, но не предполагала, что на приглашения откликнутся все.
— Именно столько ответов я получила. Ну а добрая треть из них приведет с собой и друзей. У меня предчувствие, что к нам явится половина Парижа. К счастью, почти все приготовления завершены.
Вернулись лакеи. На столе задымились блюда с горячим. Клодия бросила взгляд на Жервеза — перед ним уже ставили третью бутылку кларета. Ее сердце оборвалось. Перебравшего графа всегда тянуло к игре, а исход его вылазок в игорные залы практически был один. Она собралась с духом и робко произнесла:
— Жервез, посмотрите, тут у нас замечательная свинина. В винном соусе, с крабами. Не желаете ли отведать?
Жервез покосился на принесенный поднос и с отвращением фыркнул:
— Нет уж, благодарю.
Он неловко потянулся к новой бутылке и плеснул изрядную порцию вина в свой бокал.
— Мясо совсем не жесткое, право, Жервез. В пятницу вы ели его с удовольствием.
Клодия отложила нож и стиснула руки. Мясо было действительно превосходным, но у нее пропал аппетит. На ее глазах муж делал очередной шаг к пропасти.
— Мадам, умоляю. Вам нечего волноваться. Я сыт.
Речью граф владел уже плоховато, и фраза прозвучала довольно гнусаво.
— Ну хорошо.
Клодия прикрыла рукой глаза и прошептала встревожившейся племяннице:
— Ничего, дорогая, через минуту все будет в порядке. Я… я, наверное, устала больше чем думала, и любая мелочь расстраивает меня.
Слова и тон графини только усилили тревогу Мадлен:
— Тетушка, дорогая, что происходит?
— Я просто сделала очередную глупость, — нервно махнула рукой Клодия. — Пустяки. Возьми себе немного телятины. Или свинины. Если мы не съедим все это, то разобьем сердце Онфредо. — Она, не глядя, ткнула рукой в поднос. — Он очень чувствителен. Отправить обратно то, над чем он весь вечер трудился, будет просто несправедливо, Жервез. Зачем мы платим ему такое высокое жалованье, если ничего не едим?
Она не ожидала ответа, да его, впрочем, никто и не собирался давать.
Мадлен, стараясь отвлечь внимание Клодии от супруга, воскликнула с затаенным лукавством:
— Ах, тетушка, но нельзя же так трепетно относиться к самочувствию повара! В конце концов, он ведь просто слуга.
Она скромно потупилась, ожидая взрыва, и потянулась к подносу, решив, что горох в сырном соусе определенно неплох.
Клодия медленно выпрямилась, глаза ее заблистали.
— Мадлен, ты меня огорчаешь. Как ты можешь так говорить?! Онфредо не просто повар, он — искуснейший кулинар! Все его родичи — отец и два дядюшки — готовят для высочайших особ. И он бы готовил, но ему претят указания сверху. Он хочет выдумывать, создавать что-то новое, он хочет творить. И я в том нисколько ему не мешаю. Меня восхищают его новые блюда А он — из уважения и благодарности — дает им названия в мою честь. Салат а ля Клодия! Как тебе нравится? Звучит, по-моему, очень неплохо. Таких блюд уже три.
Она кинула взгляд на супруга, и лицо ее стало беспомощным — Жервез опять наполнял свой бокал. Графиня повернулась к Мадлен и продолжила с преувеличенным оживлением:
— Разумеется, он страшно нервный и вспыльчивый. Что поделать — все гении таковы. Мы терпеливо сносим его капризы, зато наслаждаемся прекрасным столом.
— Я слышала, — подхватила Мадлен, не давая тетушке времени на раздумья, — что однажды он даже угрожал покончить с собой. Когда лакей не принес ему с рынка какую-то травку.
Клодия издала звонкий смешок.
— Да, наш Онфредо таков. Как-то он пришел в страшную ярость, когда гостивший у нас аббат вздумал ему объяснить, что подают по пятницам, а что — нет. Он ухватил за ножки молочного поросенка…
Она покосилась на мужа и увидела, что тот встает из-за стола.
Жервез, покачиваясь и пряча глаза, заявил воинственным тоном:
— Мадам, я ухожу! — Язык графа основательно заплетался. — Передайте мои наилучшие пожелания вашему братцу-ханже. Вам будет на ком сорвать свое раздражение, а меня ожидает Жак Шатороз. Мы едем в отель «Де Виль» — там намечается большая игра Что делать, приходится вас оставить, я в полном отчаянии, мадам…
Он шутовски раскланялся и зашагал к дверям, небрежно помахивая зажатой в руке бутылкой. Вино выплескивалось из горлышка, оставляя лужицы на полу.
После его ухода в столовой опять воцарилась мертвая тишина. Потом Клодия закрыла лицо руками и разразилась рыданиями, которых ничто уже не могло удержать.
Мадлен, выждав минуту, поднялась и выскользнула за дверь, благо остановить ее было некому. Она взяла льняную салфетку, лежавшую на притулившемся к стенке комоде, и окунула ее в вазу с цветами, стоявшую тут же. Убедившись, что салфетка намокла, девушка отжала ее и вернулась в столовую, предусмотрительно щелкнув дверной задвижкой.
— Тетушка, — произнесла она твердо, — вам следует успокоиться. Я принесла салфетку. Приложите ее к глазам. Скоро придет батюшка Что он подумает, найдя вас в таком положении?
Графиня покорно кивнула и позволила Мадлен отвести себя к одному из кресел, стоявших возле камина. Сотрясаясь всем телом, она крепко держала племянницу за руку.
— Тетушка, умоляю. Я знаю, каково вам приходится, но, право, не стоит так себя изводить. — Мадлен нагнулась и принялась промакивать лицо графини салфеткой. — Перестаньте, у вас Покраснеют глаза Вы растеряете всю свою красоту.
К ее удивлению, рыдания вдруг прекратились. Клодия несколько раз судорожно вздохнула и, отобрав у Мадлен салфетку, принялась приводить себя в порядок сама.
— Ах, дорогая, это случилось невольно, я вовсе не собиралась вести себя так. — Она заставила себя выпрямиться и вздохнула еще раз. — Но иногда становится очень уж горько. Бедняжка, тебе приходится возиться с заплаканной теткой, беде которой ты все равно не можешь помочь! Однако… довольно истерик. Я не хочу, чтобы о моих семейных нескладицах узнал еще и Робер. Хотя мне, возможно, и стоило бы обратиться к нему за советом…
— Ах, тетушка, нет! — вырвалось вдруг у Мадлен.
— Что? — удивленно вскинулась Клодия.
— О, ничего. Я только хотела сказать, что батюшка — человек несомненно хороший и честный, но, мне кажется… ему несвойственна житейская мудрость. Иное дело… граф Сен-Жермен. Он так много видел и такой рассудительный… впрочем, вы сами знаете, что для вас лучше… — Склонив голову, девушка прислушалась. — Похоже, кто-то идет. Пожалуйста, дорогая тетушка, вернитесь за стол, давайте продолжим трапезу как ни в чем не бывало. А там вы сами поймете, как вам поступить.