— Время от времени я буду возвращаться, чтобы убедиться, что все тут в порядке, — предупредил он их и, раскачиваясь из стороны в сторону, поковылял к дверце в воротах конюшни. Ночь темная, думал он, наверняка вскоре пойдет дождь — о том явственно говорило поскуливание в поврежденных коленях. Граф сказал, что это поскуливание теперь останется с ним навсегда Что ж, и суставы здоровых людей с возрастом начинают реагировать на погоду. Однако сегодня ночью ему особенно не хотелось испытывать какое-либо недомогание. Он нужен графу, им предстоит решительный бой. Кучер расправил плечи и зашагал к повозке, стоявшей у черного хода особняка.
— Добрый вечер, — приветствовал он Ифигению, пытавшуюся управиться с двумя поместительными корзинами, набитыми коробками самых разных размеров.
— Если бы кто-то действительно желал мне добра, — хмыкнула та, — он бы мне просто помог.
Втайне польщенный, что к нему обращаются как к полному сил человеку, Эркюль влез в повозку и втащил за собой корзины.
— Их лучше бы привязать. Иначе все эти коробки окажутся на дороге.
— Вот вы их и привяжите.
Он сноровисто справился с этой работой, затянув веревки тугими узлами.
— Что еще у вас будет?
Мадам Лэрре вздохнула и устремила на него недоверчивый взгляд.
— У нас еще несколько тюков и таких же укладок, ну и, разумеется, тигль. Старый мы оставляем, но новый…
Эркюль слез с повозки.
— Мне нельзя уходить от конюшни, но все, что вы принесете, я уложу, — ему очень нравилась эта властная, хотя и не слишком приветливая мадам. — Скажите вашим приятелям, что наверху я справлюсь без них.
Но мадам Лэрре отнеслась к этой идее с сомнением.
— У нас очень сложное оборудование. Вы можете обойтись с ним… неправильно.
Эркюль улыбнулся.
— Я кучер, мадам. Я могу не разбираться, что там у вас к чему, но я лучше, чем кто-либо другой, знаю, как загрузить повозку.
Этот довод показался мадам Лэрре довольно веским. Она внимательно осмотрела бравого добровольца и дважды кивнула.
— Что ж, действуйте как находите нужным, дружище Эркюль.
— В таком случае расскажите мне, что из ваших вещей потребует особого обращения.
— Там много керамики и стекла, — сказала она медленно, — но опаснее всего тигль. Понимаете ли, внутри его жуткий жар. Процесс невозможно остановить, поскольку в нем начали зарождаться алмазы. Он и снаружи страшно горяч. Князь снабдил этот тигль особой защитой, но все же…
Внезапно она осеклась, как видно решив, что и так наболтала много лишнего.
— Вы принесите мне… этот… ну, как его… а я разберусь, куда его поместить.
Эркюль произнес это уверенным тоном, хотя на деле не знал, как поступит, если штуковина и впрямь горяча.
— Вот и прекрасно, — ответила Ифигения, но тон ее был скептическим.
Когда она ушла вниз, Эркюль снова забрался в повозку и пребывал там, пока из темного дверного проема не вынырнул Роджер, влача три объемистых чемодана.
— Карета готова?
— Готова, — ответил Эркюль. — Можно ехать в любую минуту. — Его застали не там где надо, и он был слегка смущен. — Кудесники попросили меня присмотреть за их скарбом.
— У них теперь не хватает ни глаз, ни рук. После смерти Сельбье они совсем потерялись, — Роджер кивком указал на темное тело особняка. — Он странновато выглядит без освещения.
Эркюль посмотрел на темные окна и вслушался в тишину.
— Словно огромный склеп, — пробормотал он.
— Интересно, что с ним теперь станется?
— Что бы ни сталось, я дал слово дождаться графа — и дождусь, даже если сам дьявол сюда заявится и попробует меня припугнуть.
— Это весьма благородно, — сказал Роджер, покосившись на кучера. — Но лучше бы дело до этого не дошло.
Он иронически поклонился и потащил чемоданы к конюшне.
Через какое-то время Роджер вернулся и снова принялся вглядываться в безмолвную громаду особняка.
— Жуть берет, — прошептал он, зябко двинув плечами.
Эркюль услышал и отозвался:
— Он словно чего-то ждет.
— Вот именно… ждет.
Роджер опять поежился, стараясь прогнать неожиданный приступ уныния.
Кряхтение англичанина, поднимавшегося из подвала, вселило в него бодрость.
— Вам помочь? — спросил он с облегчением.
— Спасибо сэр, это было бы кстати. Беверли Саттин, тяжело дыша, свалил со своих плеч поклажу.
— Двадцать семь ступеней, — сказал он, отдуваясь. — Пришлось-таки попотеть.
— Сейчас мы одолеем последние шесть.
Роджер спустился к нему и подхватил огромный мешок.
Саттин поблагодарил его и волоком потащил остальное.
Когда этот груз был привязан, в царившую вокруг тишину вторгся звук, напоминавший гул несущегося в теснине потока. Мужчины вздрогнули и, охваченные неприятным предчувствием, повернулись к особняку. Звук стих, он стал походить на негромкое жужжание пчел.
— Это идет из отеля, — шепнул Эркюль.
— Из подвала!
Беверли Саттин дернулся и побежал вниз по ступеням.
— Ты ведь не думаешь…
Эркюль, осекшись, умолк.
— Я думаю, лучше бы тебе, кучер, взобраться на козлы. Если это хозяин, мешкать будет нельзя.
Эркюль, не задавая лишних вопросов, слез с повозки и поспешил к конюшне.
Роджер остался на месте, пытаясь сообразить, что происходит. Звук не усиливался, не затихал, но по спине от него бежали мурашки. Что это? Отголосок жестокой битвы, идущей в толще земли? Он постоял с минуту, потом кинулся к лестнице и, скатившись по ней, ворвался в лабораторию магов.
Доминго-и-Рохас тревожно вскинулся, мадам Лэрре вздрогнула Она как раз заворачивала в солому какую-то керамическую посудину и чуть было не уронила ее.
— Саттин, — произнесла Ифигения раздраженно, — тут у нас что, проходной двор?
Но Беверли Саттин, корпевшей над связкой увесистых манускриптов, лишь отмахнулся.
— В чем дело, Роджер? — обеспокоенно спросил он.
— Вы разве не слышите? — воскликнул Роджер в ответ.
— Не слышим чего?
Доминго-и-Рохас ткнул сапогом носилки, на которых уже стоял новехонький тигль.
— Этот шум. Этот звук. Здесь он громче, — Роджер уставился в пол. — Вы должны ею слышать.
Алхимики замерли, затем Доминго-и-Рохас сказал:
— Этотигль.
Но в голосе его звучало сомнение.
— Посторонний шумок вроде бы есть, — неуверенно подтвердил Саттин. — Но это не тигль.