Аумтехотеп застонал. Это решило дело. Сен-Жермен выхватил хлыст и взмахнул им над головами коней. Египтянин был терпелив. Однажды ему в руку вонзилась стрела. Он лишь поморщился, вырывая ее из раны.
Когда конец плетки скользнул по широкому крупу, гнедой обиженно дернулся, потом подобрался и пошел вперед размашистой рысью, увлекая с собой трех других лошадей. Этот темп был хорош тем, что подходил кобылкам и не давал им возможности сорваться в галоп.
Он уже подъезжал к холму Виминал, когда в конце улицы Патрициев послышался размеренный грохот – так движется армия, но не толпа. Сен-Жермен подал упряжку в сторону и застыл в ожидании.
Через несколько минут вдали показалась преторианцы. Гвардейцы шагали по четверо в ряд. Когда они приблизились к колеснице, центурион отдал приказ, и вся центурия, перестроившись по трое, потекла мимо повозки.
– Привет тебе, чужеземец. Ты едешь от цирка?
– Да. Мы выбрались, когда чернь сломала ворота и ворвалась в конюшенный двор.- Сен-Жермен говорил отрывисто и несколько высокомерно.
– Мы? – переспросил преторианец.
– Да. Мой раб лежит на дне колесницы, он ранен в лицо. Впрочем, все могло быть и хуже.- Сен-Жермен шевельнул бровью, давая понять, что спешит.
Центурион сделал вид, что не замечает его нетерпения.
– Это ведь скаковая упряжка? Она мало пригодна для прогулок по улицам Рима, хотя законом не возбраняется использовать ее в этих целях.
– Я выехал не на прогулку,- заметил язвительно Сен-Жермен.
– Говорят, это самый крупный бунт за последнее время,- продолжал преторианец.- Сколько их там' Двадцать тысяч? Тридцать? Или семьдесят пять? Я бы поставил на тридцать.- Он скорчил гримасу.- А можно ли их винить? Им не дают зерна почти месяц, и масла тоже. Они голодны.- Центурион хлопнул рукой по поручням колесницы так, что она покачнулась.- Ладно, раз уж твой раб ранен, не буду задерживать вас. Но знаешь,- прибавил гвардеец, словно желая высказать только что пришедшую в голову мысль,- когда цезарем станет Гальба, он быстро восполнит недостачу зерна. – Махнув рукой, центурион слился с замыкающим маршевую колонну отрядом солдат.
Письмо трибуна Марка Антония Девы в римский сенат.
«Привет вам, августейшие и досточтимые сенаторы. Рима!
Говорят, что бронза бород Агенобарбов под стать свинцу их сердец, хотя к Луцию Аомицию Агенобарбу, повелевавшему всеми нами под именем Нерона Клавдия Цезаря Аруза Германика, это, возможно, и не относится. Однако смертью своей он все-таки доказал, что в нем больше римского, чем женоподобного греческого.
Битва при Везонгшоне и особенно гибель Виндекса весьма порадовали его; впрочем, именно эти собы-и внушили ему мысль, что ситуация оченьсерьезна. Он ведь рассчитывал поправить свои дела путешествием в Галлию и, может быть, Аузипганию, он полагал очаровать своим пением легионы. Однако солдаты Нового Карфагена уже провозгласили своим императором пальбу, и многие из сенаторов оказали открытую поддержку тому.
Тигеллин приболел, Нимфидий Сабин колебался, и преторианцы склонились на сторону оппозиции, в ночь на восьмое июня покинув свои посты и даже прихватив с собой императорскую шкатулку с ядами. Вольноотпущенник Нерона Фаон предложил своему господину укрыться в его загородном поместье, но сам с ним не пошел и послал ему две записки - в одной уверяя его, что все будет прекрасно, а в другой сообщая о намерении сената содрать с него кожу и забить тяжелыми палками.
В доме Фаона с Нероном были Эпафродит и Спор [37] . Нерон, решив лишить себя жизни, приказал вырыть себе могилу. У него не хватило смелости броситься в реку, хотя хватило отваги отпустить шутку по поводу холодной воды - что, мол, она вредна для здоровья. Он исполнил несколько греческих песен, упрекал себя в трусости и в нерешительности и особенно сокрушался о том, что Рим более не сможет наслаждаться его искусством. Он был уверен, что, если бы не перебои с зерном, все могло бы еще наладиться.
Только топот приближающихся лошадей побудил его прибегнуть к кинжалу - так, во всяком случае, говорит Спор.
Я скакал туда верхом с четырьмя другими преторианцами, чтобы, повинуясь вашему постановлению, арестовать Нерона и предать немедленной смерти. Мы ехали очень быстро, боясь, что он скроется, но все-таки опоздали.
Когда я нашел его, он, уже умирая, с величайшим презрением, произнес: "Прощай, преториане!" - и сопроводил свои слова непристойным жестом. Мы арестовали тех, кто там был. Они уже дали показания, можете сравнить их с моими.
Рекомендую удовлетворить прошение прежней любовницы Нерона Акты и отдать ей тело ее возлюбленного, с тем чтобы она надлежащим образом похоронила его. Народ захочет отдать ему последние почести. Не бросать же императора в реку, как нищего. Черни это может совсем не понравиться. Нерон лежит уже два дня, решите с ним что-нибудь.
Теперь говорят, что у Фаона хитростью выведали, где прячется его господин. Не знаю, можно ли тому верить. Фаон всегда был себе на уме. Ходят также слухи, что он пытался разыскать какого-нибудь решительного офицера, который увез бы Нерона подальше от Рима, туда, где тот мог бы собрать сторонников и впоследствии вернуть себе власть. Глупо так думать. Где бы Фаон нашел подобного дуралея? Любой офицер, озадаченный таким предложением, тут же отправился бы к преторианцам или в сенат. Как бы там ни было, я получил всю нужную информацию от Нимфидия Сабина и нашел Нерона ровно в том месте, которое мне указали.
Да славится Галъба!
Собственноручно
Марк Антоний Дева,
трибун преторианской гвардии.
11 июня 820 года со дня основания Рима».
В тиши кабинета Юста у окна застыл человек лет тридцати пяти в немыслимом парике. У него были глубоко посаженные глаза, минный нос и недовольный рот.
– Допускаю, сенатор, что осторожность твоя объяснима. Слухи из Германии и впрямь удручают, Авл Вителлий действительно амбициозен, а Гальба – стар. Но я-то не стар. Он уверил меня, что я буду назначен его преемником.
– Но этого еще не произошло,- заметил Юст. Он беседовал с Марком Сальвием Огоном [38] уже добрую половину часа и все-таки колебался, не зная, как поступить.
– уж поверьте мне на слово,- мрачно произнес Сальвий.
Юст не мог удержаться от провоцирующего вопроса.