– Но у вас ведь в объявлении сказано – «оклад плюс процент», – настойчиво повторила Липа.
– Где?! – подскочил парень. – Где вы такое прочли?
– Да вот. – Липа протянула руку к расковырянной пачке газеток, лежавших тут же, на коробке из-под принтерной бумаги. – Вот, сейчас… «Оклад плюс процент». Не вы разве писали?
– Ох, ну это!.. – Парень, досадливо скривившись, вырвал из Липиных рук газетку и кинул ее назад в кучу. – Это устаревший вариант… Что, вы сами не понимаете? Откуда сейчас твердый оклад взять?
– Ну вы же получаете, – пожала плечами Липа.
– Я, девушка, тоже на проценте, хоть и главный редактор.
«Точно! Лузер! И похоже, я не первая, кто его так… Зарплату вы все получаете из того, что добывает рекламщик. Ясненько».
Липе опять предложили почетную роль спасительницы слабых и обездоленных. А она опять от нее откажется.
– Хорошо, – сказала Липа, решительно поднимаясь. – Я всесторонне обдумаю ваше предложение и сообщу вам результаты своего обдумывания.
Парень кривовато усмехнулся, ничего не сказал, а Липа запихала свои журналы в пакет и вышла, буркнув: «Всем всех благ». Снаружи, на скольз кой площадке перед входной дверью, она столкнулась с молодой, лет двадцати двух, девушкой.
– Вы, случайно, не рекламистом пришли устраиваться? – спросила Липа.
– Да… А что – уже занято? – огорчилась девушка явственно.
– Да нет! – радостно махнула рукой Липа. – С такими условиями-то!.. Не скоро они себе найдут.
– А… что? – Девушка недоверчиво и как-то обиженно смотрела на Липу, которая невольно перегораживала ей дорогу.
– Да ничего. Сходите, побеседуйте… Но если вас не устраивает роль матери Терезы, вам там делать нечего. Удачи!
«Ну, молоденькой-то он, лузер этот, оклад какой-никакой да положит. Ага, с последующей отработкой прямо там, в холодном офисе, в нерабочее время. Незавидно-с!»
Назавтра была суббота. А в понедельник выйдет – если еще не погиб от дистрофии – большой фолиант с надеждой. Можно будет сделать какие-то телодвижения.
Было половина пятого, а небо над горизонтом все еще оставалось голубым.
«День прибавился, – с удовольствием подумала Липа. – Может, скоро и жизнь наладится?»
Решив, что в субботу она не будет воплощать каких-то антикризисных программ, Липа вымыла голову, намазалась дешевой хной и навертела утепляющую чалму. Чуть только чалма была закреплена бельевой прищепкой, зазвонил городской телефон. Липа, на ходу высвобождая ухо, пошла отвечать.
– Олимпиада Иннокентьевна? – спросил в трубке приятный мужской голос.
– Да, – чуть растерявшись, ответила Липа. – Я.
– С вами говорят из отдела по борьбе с экономическими преступлениями УВД округа. Следователь…
Голос, переставший вдруг быть приятным, назвал фамилию, имя и отчество, которых напуганная Липа просто не восприняла.
– Мы получили ваше заявление… Вы не можете к нам подъехать сегодня?
«Да это ж мой пламенный привет г-ну Покойницкому до цели долетел! – сообразила Липа. – Во класс, а? Поперло-о!.. Ох, мне надо ж еще отмыться и высохнуть!.. Вот тут не свезло».
– Могу… А когда?
– Да в любое время, – почему-то весело откликнулся голос.
– Ча-часа в три вас устроит?
– В лю-бо-е, – повторил голос. – Когда вам удобно. Адрес и телефон запишите. Да, и привезите ваше объяснение.
«Вот это да! – подумала Липа, положив трубку. – Все-таки состоялось! Да уж я привезу!»
В конце своего краткого послания о злодеяниях Покойницкого и его подручных Липа написала, что у нее заготовлено развернутое описание мошеннических схем, применяемых его шайкой, и она готова – прямо жуть, как готова! – предоставить его в распоряжение компетентных органов. Сыграло!
«Это я хорошо придумала, да. А может, Аленка права и я действительно гениальная?»
Ни Кузе, ни Алене Липа решила пока ничего не сообщать, но рассказать обо всем потом и по совокупности. В радостном возбуждении оттого, что над бесталанной, лысой головой г-на Покойницкого уже занесена карающая длань Правосудия, Липа три раза проверила, что дискета с повествованием лежит во внутреннем кармане сумки, отполоскала волосы от хны и тщательно уложилась феном, которым не пользовалась уже три недели.
«Надо выглядеть получше – пусть компетентные органы впечатлятся моим обаянием и решительно примут мою сторону! Тем более что я на самом деле права, – подумала Липа, выключая фен. – Если компетентные органы получили мое заявление и так торопятся отреагировать, что даже вышли на работу в выходной, то чем занята эта распиаренная комиссия по труду?! Молчат?! Ну, погодите у меня… Я тем же органам на вас и нажалуюсь!»
Таинственное заведение, которому районная прокуратура перепоручила защитить несчастную Липу от жуликов, располагалось в получасе езды на автобусе. Все время, проведенное в транспорте, Липа сладострастно воображала, как это все будет выглядеть… Как будет возмущаться злодеяниями Покойницкого и его приспешников этот благородный защитник, как пообещает жестоко покарать мошенников…
На первом этаже двухэтажного здания было совершенно тихо и абсолютно безлюдно. Только при входе, в закуточке за стеклом, обнаружился молодой толстый милиционер, который равнодушно посмотрел на Липу и сказал, что ей на второй этаж и направо.
Пустынность второго этажа неприятно напомнила ей визит в комиссию по труду… Неужели здесь ее ждет такой же облом? Но Липа быстро нашла нужный кабинет, вежливо поскреблась в дверь и вошла.
В кабинетике, где с трудом размещалось два сопритюкнутых стола и тумбочка с принтером, сидел сравнительно молодой – примерно возраста РДГ – мужчина в милицейской форме. Волосы у него были русые, лоб выпуклый. Плечи довольно широкие, а что дальше, Липе было не видно. Каково его звание, было для Липы тайной за семью печатями, но количество звездочек и полос на погонах ее впечатлило.
– Здрасте, – сказала Липа радостно. – Я – Олимпиада Зимина!
– Прекрасно, – улыбнулся милиционер. – Спасибо, что пришли. Присаживайтесь.
Вообще Липе страшно не нравилось это выражение, и иногда, если ситуация была соответствующая, она из вредности спрашивала: «Сколько раз присесть прикажете?» Но тут она, конечно, промолчала.
– Паспорт ваш давайте, – еще раз улыбнулся борец за справедливость.
– Ох, господи! – притворно охнула Липа. – Только пришла – и сразу паспорт?!
– Такой порядок, – легко пожал погонами милиционер и стал заносить Липины данные в компьютер.
Кажется, борцу с экономическими преступлениями ее общество импонировало.
«Ох, не свезло – сейчас и возраст мой губительный увидит… Но в конце концов, женщине столько лет, на сколько она выглядит. А выгляжу я на двадцать девять с небольшим… Да и какая вообще разница? Лишь бы этого жулика прижали побольнее!»