«Какую? Шелухой плеваться?!» – едва не ляпнула Липа, но вовремя прикусила язык – слишком любила сладкое.
– Да это вы зря.
– Ничуть не зря, Липа, милая! Там такой теплый, товарищеский настрой среди работников, дух истинно творческого соревнования. Я просто расцвела душой!
– Замечательно, Лидьиванна! Значит, никогда не поздно найти себя?
– Что вы, Липочка! В жизни никогда ничего не поздно!
– А что там про окончание кризиса слышно?
Полуэктова сделала характерное выражение лица – и от кого б ты правду-то узнала, бедолажка?!
– Насколько я информирована, уже в апреле мы ощутим на себе положительные перемены, к августу наметятся тенденции к оживлению мировой экономики, а к концу года все начнет налаживаться.
– Ох, вот спасибо за добрые вести! Всего ничего и осталось, да?
Полуэктова еще немного погундела про коллективный трудовой порыв и ушла, бросив на Липу кокетливый взгляд из-за плеча. Как теперь, пока обожаемая хозяйка растворяется в работе, существует дома один кот Дивуар, Липа решила не спрашивать – не рискнула. Не буди лихо!
Потом Липа, априори встревоженная будущим наплывом звонков, пошла прогуляться, а вернувшись, только открывая дверь, услыхала трели городского телефона в прихожей.
– Здрасте! – прозвучал в трубке молодой голос. – Это по объявлению… ну, насчет кризиса…
– Да, – чуть растерялась Липа, не заготовившая приветственную речь. – Есть желание побороться с трудностями сообща?
– Ну, насчет побороться – это мы всегда!.. Особенно за хорошие деньги, – прыснула трубка, и Липе показалось, что на том конце провода хихикают два голоса. – Когда можно подъехать хатку осмотреть?
«Ой, что – так сразу?» – хотела спросить Липа, но промолчала – разве не она все это заварила?
Что хотела, то и получила. Но это же первый ее шаг в наступлении на кризис!.. Все так и должно быть.
– Да, адрес запишите… Часов до одиннадцати я доступна.
– А мы завсегда доступны, и до одиннадцати, и после! – совсем уж залился смехом голос на том конце провода. – Ждите, едем!
«А что, веселые соседки – это же замечательно! Авось что-то и придумаем вместе!» – подумала Липа, кладя трубку.
Гостьи появились уже из мразно-влажных февральских сумерек. Действительно, их было двое. Первая в прихожую, неся перед собой большую спортивную сумку, ввалилась крупная девица в незастегнутой коричневой дубленке, смуглолицая и черноволосая – типичная донская казачка. Крепко приложив сумарь о пол прихожей, она сказала:
– Ну, здрасте, хозяюшка! Я – Эльвира, это Анютка! Бум знакомы!
Эльвира, показывая большие и ровные белые зубы, улыбалась так радостно, будто Липа обещала подарить ей эту квартиру целиком, и сейчас, отдав документы на собственность, быстренько подхватит заранее собранную котомку, уйдет и больше не вернется.
– Добрый вечер, – тоже решив улыбнуться, ответила Липа. – Дайте я дверь прикрою?
– А, ну да. – Эльвира решительно двинулась вперед, и та, что называлась Анютой, тоже прошла дальше.
– Вы раздевайтесь, девушки, сейчас чаю попьем и обсудим наши дальнейшие действия. Тапочки вот берите… Только они небольшие.
– А ничего, у на свое есть, – громко отозвалась Эльвира, разуваясь.
Под дубленкой у нее оказалась черная майка с надписью «Забей на войну!» и какой-то малоприятной физиономией с разинутым ртом. Анюта была в голубеньком свитерке и дешевых джинсиках со стразами на коленках.
Чай у Липы был заварен, поэтому надо было только подогреть воду.
«Немного они молоды для моих планов… Хотя кто знает?»
– Меня зовут Олимпиада, – сказала Липа для начала, когда девицы расселись по кухне, а Эльвира оперла большую круглую голову на руку и уставилась на Липу. – Для краткости – Липа. У меня есть две свободные комнаты, и я приглашаю туда поселиться двух девушек и попробовать вместе как-то переждать кризис, может, дело какое-то новое открыть… Придумать что-нибудь оригинальное. Но чтоб не войти в какое-то особенно сильное противоречие с законом…
– А, да! – обрадовалась Эльвира. – Это да. Нам с законом пересекаться не в жилу. Да, Аньк?
Светленькая, миниатюрная Анюта только кивнула, снова промолчав.
– Она у нас новенькая. Не обтерлась в Москве. Тока-тока с периферии подогнали.
– Я не с периферии. Я из Когтейска, – тихо сказала Анюта, не поднимая глаз и мешая чай в чашке.
– Без разницы. А какие у тебя, Липуля, условия? Нам чтобы не очень мудрено, а?
– Ну, платить за площадь, не курить, не сквернословить, соблюдать порядок – убираться будем в очередь, в свободное от работы время. В гостиной я живу, там всем вместе можно телевизор смотреть, деловые совещания проводить.
– Ох, деловые совещания – это мое родное! – грохнула Эльвира. – А скок мы тебе должны будем отстегивать за площадь?
– Ну, – ужасно смутилась Липа, – за ту, что побольше – может, пятнадцать тысяч в месяц… Поменьше – та двенадцать, а? Не дорого вам будет?
– О! – Эльвира победно глянула на Анюту и двинула ее локтем по ребрам. – Я тебе говорила – нормальное предложение! Я ж чувствую, что за человек пишет! Нор-маль-ный! – Она чуть задумалась. – А если так – мы с Анькой берем большую комнату для личного проживания, а в маленькой будем развивать бизнес? А? Потом, может, еще кто подтянется, приходящий, на подработку… Ты как? Пятнадцать штук с двоих плюс десять процентов с дохода – все по-честному. Тебе даже лучше так будет – хождения меньше, и соседи в ментовку на накатят. По рукам?
Липе понравилась и Эльвира – такая большая и уверенная в себе, и тихонькая, как майский ландыш, Анюта, и она кивнула. Да и перспектива не знать нужды, имея ни оттуда ни отсюда больше пятисот баксов в месяц, – это вдохновляло… Очень быстро и хорошо решился ее денежный вопрос.
– Так мы вселяемся? – уточнила Эльвира, глядя на молчавшую Липу в упор темно-карими навыкате глазами.
– Да, давайте, я вам все покажу.
– Тока денежку мы тебе на той неделе отдадим – сейчас пока только на хавку у нас с Анютой – после Нового года у народа шуршиков нет, так и у нас тоже в обрез. Но ты не сомневайся! Нам у тебя кругло, не обманем… Гламура, конечно, по нулям, – известила Липу Эльвира, оглядев большую комнату, – но мы девушки негордые – койки есть, и нам сойдет. Анютка, выгружай барахло!
До конца дня жилички хлопотали в своей комнате, куда-то звонили по городскому, сообщая номер знакомым, потом плескались в душе. Липе эта странная для ее тихой квартиры возня даже нравилась. От общества она за какие-то пять-шесть недель безработицы отвыкла, и вот – она опять в центре событий.
Девчонки угомонились довольно рано, часам к одиннадцати, а когда все затихло, легла и Липа.