— Ши Же-Мэн, — произнес он, кивая.
— Магистр Куан, — откликнулся Сен-Жермен, оглядывая ученого. — Вы оказываете мне великую честь.
— В чем дело? — приподнял брови ученый. — Или мы не коллеги? К чему этот звон — честь, магистр?
Сен-Жермен сел против гостя.
— Мой друг, — произнес он мягко, — простите, я немного смешался. Ведь вы — первый гость этого дома с тех пор, как решением ло-янгского трибунала меня вывели из университетского преподавательского состава. Томясь в одиночестве, я решил, что все сочли меня опасно больным. — Язвительность, с какой была сказана последняя фраза, неприятно поразила и его самого. — Простите еще раз, — продолжил Сен-Жермен после паузы. — Я не предполагал, что эта история заденет меня стать глубоко.
— И не без веского на то основания, — заметил ученый. — Решение высокого суда некорректно. Я заявил свой протест, указав, что открытые вами новые методы работы со многими веществами сильно продвинули нашу науку вперед.
— Ну-ну. — Сен-Жермен позволил себе улыбнуться. — Не надо преувеличивать. Опыты проходили успешно лишь потому, что я многому научился у вас. — Он выжидательно посмотрел на магистра. — Что сталось с моими учениками?
— Их этот инцидент не затронул. Практически никого, кроме двоих. — Ученый с достоинством переплел мягкие пальцы. — Эти двое — Фенг Куо-Ма и Ли Дье-Во.
— Они не высказались против меня на заседании трибунала? — спросил Сен-Жермен.
Ученый ничего не ответил. Его глаза рассеянно обвели комнату, потом уставились в пол. Сен-Жермен молча сидел в своем кресле. Все было ясно и так.
— Род Ли, — заговорил наконец магистр, — род старинный, имеющий прекрасную репутацию, он подарил стране много блестящих умов. Несомненно, какие-нибудь магистры — не философии, так словесности — возьмут под свое покровительство отпрыска столь прославленного семейства. К сожалению, с другим юношей все обстоит иначе. Один из Фенгов, судья, кажется, позволил впутать себя в довольно скверное дельце — лет девять назад… и сейчас все по возможности отмежевываются от родства с этой семьей. Впрочем, я слышал, какой-то дядюшка предложил вашему юному радетелю должность… где-то в провинции, вдалеке от Ло-Янга. Быстрой карьеры он там, конечно, не сделает, но сможет приносить стране пользу… Глядишь, по прошествии времени кто-нибудь и задумается о его недюжинных способностях… Их надо лишь проявить.
— Понимаю, — с горечью сказал Сен-Жермен. — Мальчик прямо и откровенно высказал свое мнение, а ему ломают судьбу. — Он перевел невидящий взгляд на сад. — Если бы можно было повернуть время вспять, я попытался бы отговорить его от опрометчивого поступка.
— О нет, — возразил магистр Куан. — Не следует воспринимать происшедшее как ошибку. Человеку с характером вашего Фенга свойственно подобное поведение. Я верю, что в конечном итоге все обернется для него хорошо. Он ведь далеко не дурак и сам понимает, что зазорная выходка его родича не даст ему тут развернуться, а в провинции расправляют крылышки многие… Что ж, в добрый путь! Быть может, именно с таким поведением он скорее достигнет пределов своих возможностей, нежели его глупый кузен. — Магистр наклонился вперед, упираясь локтями в колени. — Все на свете идет именно так, как тому и следует быть, Ши Же-Мэн.
— Да неужели? — поднял бровь Сен-Жермен. — Любопытно слышать высказывание таоистского толка от столь ревностного приверженца принципов Канга Фу-Цзы.
Куан Сан-Же наклонил голову, довольный тем, что беседа сворачивает в привычную колею.
— Все мы знаем, что таоисты слепы в своем рвении к поискам истины. Они не соизмеряют свои выводы с устоями, гарантирующими нашему обществу спокойное и размеренное течение жизни.
— Прискорбно, — кивнул Сен-Жермен, хотя уголки его губ подозрительно дернулись.
— О да, весьма прискорбно, весьма — подтвердил совершенно серьезно ученый. — Хотя не всегда легко уяснить, каким, например, образом поведение полевых сверчков, которых я изучаю, может соотноситься с укладом и традициями нашего общества.
Сен-Жермен встал.
— Мой драгоценный друг, мне доставило бы не соизмеримое ни с чем удовольствие ваше согласие подняться со мной в другую гостиную, где уже приготовлено легкое угощение. Мы смогли бы продолжить нашу беседу в более располагающей к ней обстановке.
— Беседа с образованным человеком приятна в любой обстановке, — произнес, вставая с кресла, Куан Сан-Же. — Но так как я пробудился сегодня раненько и ушел из дому довольно давно, то слегка закусить будет совсем не лишним.
Они пересекли вестибюль, направляясь к лестничной клетке, в проеме которой висел гигантский светильник из красной меди, заливавший странным розовым светом стены просторного помещения. Этот свет окрашивал в розовое и стекла узких высоких окон, располагавшихся по обе стороны от парадных дверей.
— Во всем Ло-Янге, пожалуй, не сыщешь дома, подобного вашему, — заметил ученый.
— Возможно, вы правы, — откликнулся Сен-Жермен.
— Что побудило вас устроить такие окна?
— Это западная манера, очень практичная, к тому же они создают настроение.
— А этот фонарь? — Куан Сан-Же сознавал, что ведет себя не очень-то вежливо, но рамки правил хорошего тона — плохое подспорье для любознательности, приходилось их нарушать.
— Замысел — мой, на исполнение повлияли веяния различных культур: немного греческой, немного французской, немного мавританской и капля египетской.
Он ответил, почти не задумываясь, но в его памяти мозаичными пятнами вдруг загорелись воспоминания. Афины… Алкивиад, отбивающий фаллосы у прекрасных мраморных изваяний… Сколько же лет минуло с той поры? Была также и Франция. О-ля-Шапелль, монотонные распевы монахов. И малограмотный косноязычный мужчина в пурпурном плаще, распекающий горстку угрюмых, усталых рыцарей, пропускающих мимо ушей слова своего короля. Испанская Мавритания подарила ему встречу с одним знатным магометанином. Они спорили до хрипоты. Начали с математики и астрономии, а закончили попыткой определить степень воздействия знания на религию. Египет в этой мозаике был самым размытым пятном. Голубоватые сумерки, храм Тота, Нил, гимны жрецов, прославляющих Имхотепа…
— Ши Же-Мэн?
— Да? — Сен-Жермен с трудом оторвал взгляд от светильника и обернулся к ученому. — Простите меня. Боюсь, ваш вопрос пробудил во мне много такого, о чем я уже и думать забыл.
Куан Сан-Же понимающе закивал и, поднимаясь по лестнице, нараспев процитировал подходящий случаю стих Ли По.
Верхняя гостиная, несмотря на свои небольшие размеры, тесной совсем не казалась — возможно, из-за отсутствия лишней мебели или благодаря тому, что двери, ведущие на террасу, были распахнуты. Ниже покачивались кроны садовых деревьев, шелест листвы их сплетался с нежным журчанием ручейка. Стены уютного, располагающего к отдохновению помещения украшали два мозаичных панно. Даже в Константинополе, где Сен-Жермен их приобрел, они вызывали восхищение многих, немудрено, что китайский ученый с нескрываемым интересом воззрился на них.