— Ты видел? Вернулся твой «друг» со своей компанией, — иронично произнесла девушка. — Я позвонила в больницу, но они ничего не хотят знать о том человеке, который выкрал твою историю болезни. Невероятно! Надеюсь, что ты предпримешь все меры предосторожности.
— Не беспокойся, именно так я и поступлю. Мне хотелось бы, если у тебя есть такая возможность, поговорить с тобой.
— Говори! — И она села рядом с Лукасом.
— Ориана, в результате пересадки сердца я стал чувствовать себя частью народа, о котором ничего не знаю и который живет за тысячи километров отсюда. Речь идет об индейцах кроу. Ты слышала о них?
— Только в фильмах об индейцах, не более того.
— Они были первыми из живущих на территории Соединенных Штатов индейцев, которые стали союзниками белых, и это вызвало ненависть к ним со стороны других племен. Это мирный народ, который ценит природу превыше всего, уважает старших и прислушивается к их советам. Их благородство не знает предела. Все это доказал мне Джозеф, тот пожилой человек, который был у дверей больницы. Всему, что сейчас мне известно об индейцах, я научился у него. Мне было очень трудно принять свой новый статус. Без помощи Джозефа я сошел бы с ума.
— Я говорила по этому поводу с координатором по трансплантологии и доктором Аметльером. Оба сходятся во мнении, что твои рассказы о воспоминаниях донора, которые якобы приходят к тебе, — скорее плод твоей фантазии, чем реальность. Не внушение ли это? — спросила Ориана.
— У меня бывают видения, я могу вызывать бури, если ко мне притрагивается кто-то, кроме тебя. Со мной случаются конвульсии, сопровождающиеся видениями. В этот момент я вижу последнее, что было в жизни прикоснувшегося ко мне человека. Я могу лечить камнями и говорю на языке, которого ранее никогда не слышал. Думаешь, что все это — внушение?
— Я верю тебе, Лукас. Знаю, что все, о чем ты рассказываешь, воспринимается тобой как реальность.
— Нет, не обращайся со мной как с сумасшедшим. Я не ощущаю это как реальность, это и есть реальность! Я рассказывал об этом тебе и своим друзьям. Сейчас хочу попросить тебя об одном: не ставь индейцев работать рядом с нами.
— Почти все остаются в тех же группах, что и в первый день. Им придется продолжать раскопки на территории замка. Будет только хуже, если я попытаюсь перевести их на другое место работы. Со стороны это выглядело бы очень странно. Кстати, именно спутник Иктоми был в кабинете координатора по трансплантологии в тот злополучный день, когда исчезла твоя история болезни.
— Ты понимаешь, что происходит? Они идут по моим следам.
— Во время этой поездки я не буду сводить с них глаз.
— Послушай, Ориана. Не знаю, много или мало времени мне осталось. Надеюсь, что ты простишь меня, но я хочу, чтобы ты знала, что… Ну, в общем, я хочу, чтобы ты знала… ты особенный человек для меня. Со мной никогда ничего подобного не было. — Он посмотрел девушке прямо в глаза. — Я схожу с ума, думая о тебе… — Эту последнюю фразу Лукас произнес, потупившись.
Девушка на какое-то время замолкла. Ее глаза из зеленых превратились в черные. Не проронив ни слова, она достала из кармана своих брюк брелок.
— Этот брелок я купила тебе по дороге сюда. Я увидела его на одном из лотков хиппи, и мне показалось, что он очень тебе подходит. Ты тоже особенный человек.
— Символ мира! — воскликнул Лукас, взяв брелок.
— Мне рассказывали, что его дизайн принадлежит одному из узников совести времен Второй мировой войны. Я вспомнила о том, что тебе приходится вести свои внутренние войны, и твое участие в них — это твой мирный способ победить в этих конфликтах.
Лукас не знал, стоило ли поцеловать ее при всех. Юноше казалось, что сейчас он взорвется. Сердце билось с максимально возможной скоростью. Если бы Лукас мог, то убежал бы с корабля или бросился бы в воду, чтобы добраться вплавь до самого Салтеса. Все что угодно, только не оставаться здесь. Он не знал, что ответить.
— Большое спасибо… Очень красиво, — произнес юноша, подвесив брелок к одной из штрипок на брюках. — Я всегда буду носить его с собой.
Ориана покраснела. Она тоже не знала, что делать. Положение было жгучим, как чеснок: корабль, заполненный людьми, и нечто похожее на объяснение в любви. Она решила покончить с этой ситуацией и… поцеловав Лукаса в щеку, улыбнулась и вернулась на свое место. Юноша тоже словно лишился дара речи. Чувствуя запах лаванды, который заполнил все его существо, он думал о том, что именно означали слова: «Ты тоже особенный человек». Означало ли ее «особенный» то же самое, что и его «особенный»? Лукас настолько глубоко задумался, что, когда к нему подошел Лео, не сразу сообразил, в чем дело.
— Все хорошо? — спросил Лео, пытаясь вывести друга из этого состояния.
— О! Да, да, все идет… хорошо.
— Что такого ты ей сказал, что она настолько погрузилась в себя?
— Да? Ты заметил, что она ушла в себя?
— Я никогда раньше не видел, чтобы она так внимательно слушала, а затем надолго задумалась. Ты, несомненно, ей нравишься!
— Ты так считаешь? Ты уверен? — спросил он Лео.
— Почему ты не скажешь ей об этом прямо и не освободишься от сомнений?
— Конечно! Со стороны кажется, что все очень просто. Почему ты, например, не скажешь Сильвии, что она тебе нравится?
— Что? — опешил Лео.
— Очевидно, что она тебе нравится, хотя ты и отказываешься в этом признаться. — Это утверждение Лукаса, казалось, парализовало Лео. Какое-то время он медлил с ответом, а потом продолжил разговор:
— Лукас, Ориана понравилась тебе с того дня, как ты впервые увидел ее в больнице, но у тебя не хватило смелости признаться ей в этом.
— Нет, тут дело не в смелости. Это страх оказаться смешным. Понимаешь? Представь себе, что я говорю ей великую фразу.
— Какую великую фразу?
— Черт возьми, Лео! Похоже на то, что ты только вчера родился… Великую фразу из двух слов, которую так трудно произнести: «Люблю тебя!»
— Попробуй сказать это быстро! Мне кажется, что это не так уж трудно: «Люблю тебя!» Послушай: «Люблю тебя!»
— Не так уж это легко… Знаешь, почему я этого не говорю? — В ответ Лео покачал головой, и Лукас продолжил: — Потому что нет ничего, чего бы я боялся больше, чем ответа: «Я тоже люблю тебя, но… как друга». Именно такого ответа я панически страшусь.
— Меня бы такой ответ не испугал. Лучше уж пусть любит как друга, чем совсем никак.
— Лео, если тебе скажут «Люблю как друга», а ты любишь эту девушку всем сердцем, что ты сделаешь? Неужели непонятно, что тебе придется перестать видеться с ней?
— Не понимаю почему.
— Потому что чувства будут безответными. Один любит, а для другого это только дружба. Это невозможные отношения. А я теперь даже не представляю, что не смогу видеть ее.