— Ну, вот еще, не хватало, чтобы этот… этот краснокожий учил меня, как нужно делать мою работу.
Лукас не мог понять, каким образом Джозеф узнал о предприятии отца Хосе Мигеля.
— Пожалуйста! Давайте вернемся к действиям Лео. Прошу вас, продолжайте, — попросила Джозефа секретарь педсовета.
— Я не прерывал его речи. Прошу, чтобы и он не прерывал меня.
— Продолжайте! — нервно повторила секретарь.
— Как я уже говорил, Лео ответил на оскорбление, нанесенное этим молодым человеком, назвав его трусом. — Джозеф снова указал на Хосе Мигеля. — А разве не трусость — нападать на того, кто только что встал на ноги после перенесенной жизненно важной операции? Такое поведение лишает чести его учителей, всех вас и всех его товарищей. То, что сделал Лео, было ответом на брошенный ему вызов. Он осадил обидчика, вступившись за честь своего товарища. Таким образом, от кого исходила агрессия? Ведь первый удар, нанесенный кулаком в лицо Лео, был сделан этим молодым человеком. — Он в очередной раз указал на Хосе Мигеля. — Думаю, что вы требуете слишком много от семнадцатилетнего юноши, полагая, что он способен оставить это без ответа. Представьте, что он не сделал бы этого. И сколько еще ему пришлось бы тогда терпеть? Я прошу о справедливости по отношению к Лео. Он показал себя благородным человеком с большим сердцем. Именно перед такими людьми нельзя закрывать двери в будущее. Несправедливость ляжет тяжким грузом на вашу совесть, если сегодня у вас не хватит смелости поступить так, как подсказывает вам ваше сердце. Я прошу вас забыть об этом инциденте и наказать истинного виновника. — Он протянул руку в сторону Хосе Мигеля.
В зале снова зашумели. Секретарю в который раз пришлось призвать присутствующих к порядку. В течение нескольких минут, после того как были заслушаны выступления представителей обоих учащихся, директор задавал им формальные вопросы. Затем он объявил открытую часть педсовета завершенной, попросил учащихся покинуть зал и вернуться в него через полчаса. Преподаватели тоже вышли, чтобы как следует осмыслить ситуацию.
Со сцены спустились также Хосе Мигель и его отец. Лео, Лукас и Великий Джозеф оставались там до тех пор, пока актовый зал почти не опустел, и лишь потом сошли вниз по лестнице. Джимми, Виктор и Сильвия ждали их. Сильвия заговорила первой:
— Огромное спасибо, Джозеф. Мне очень понравилась ваша речь. Она была красивой и убедительной.
— Я искренне благодарен вам, — продолжил разговор Лео. — Я не знаю, как мне вернуть вам то, что вы сделали для меня.
— Очень легко. Не меняйся! — сказал Джозеф на отличном кастельяно [24] , так что перевод Лукаса не потребовался. Брэд удивился тому, что Джозеф так хорошо владеет испанским языком.
Все за исключением Джозефа пребывали в состоянии нервного напряжения. Индеец, внешне совершенно спокойный, подошел к одному из окон, через которые проникали солнечные лучи, и закрыл глаза. Казалось, что ему требовалось одно — взять у небесного тела всю его силу и энергию. Когда учащиеся начали возвращаться в актовый зал и занимать свои места, Джозеф вышел из состояния концентрации, в которое был погружен. Все, включая Брэда, дотронулись до его руки и пожелали удачи.
Едва все заняли свои места на сцене и в зале, директор взял слово.
— Сеньоры, преодолев изначальное несогласие, мы приняли решение признать обоснованными слова, произнесенные представителем интересов Хосе Мигеля. — Он давился слюной, и ему было трудно говорить без остановок. — Мы также принимаем во внимание слова представителя Леонардо, — добавил директор, но не дал им никакой оценки.
Лео и Лукас переглянулись: такое вступление не предвещало ничего хорошего. Джозеф сидел с закрытыми глазами. Казалось, он был весь внимание.
— Итак, Леонардо будет исключен из института… — Лео согнулся и закрыл лицо руками. Лукас застыл с вытаращенными глазами.
Хосе Мигель, напротив, зло улыбался. Но директор не закончил свое выступление, он продолжал говорить:
— Также будет исключен Хосе Мигель. — Улыбка застыла на губах названного учащегося. — Таким образом, оба подлежат исключению на неделю, а в последующем смогут снова приступить к занятиям. Надеюсь, что это послужит хорошим уроком не только для них, но и для всех учащихся. На этом все. Большое спасибо.
Учащиеся начали аплодировать и кричать. Это было истинное выражение эйфории. Джозеф открыл глаза и казался отстраненным. Далекий от этой развязки, он, видимо, заранее знал о том, чем все закончится. Лео и Лукас обнялись. Хосе Мигель и его отец постарались убраться из зала как можно скорее. Директор поспешил попрощаться с ними.
— Это было неизбежно, подумайте о том, что решение принималось большинством голосов. Я бы предпочел, чтобы ваш сын не понес никакого наказания, потому что поддерживаю вас в том, что он действовал правильно… — Он протянул руку для прощания, но они прошли мимо, не удостоив директора ответом.
Друзья Лео и Лукаса обнимались, подпрыгивали, визжали. Брэд, со своей стороны, прекратил вести съемку. Уже не стоило угрожать тем, что заседание педсовета будет предано огласке с помощью прессы. Развязка была наилучшей из всех возможных. Дон Густаво подошел к Лео.
— Ты был на грани отчисления из института. Начиная с этого момента будь очень осторожен. Директор крайне зол на тебя. Не воспринимай того, что произошло, с легкостью и завершай свое образование. Меня очень радует, что все закончилось именно так. В течение недели ты будешь находиться дома. Продолжай учиться! Я передам Лукасу конспекты для тебя.
— Большое спасибо за все. Надеюсь, что не обману ваших ожиданий, — сказал ему взволнованный Лео. — Клянусь, что не я начал драку.
— Я знаю об этом так же, как и остальные преподаватели. Теперь не думай о том, что было. Твой взгляд должен быть устремлен вперед.
— Буду иметь это в виду.
Джозеф казался далеким от охватившей всех эйфории, он смотрел на окружающую жизнь как зритель. Лукас выдернул шнурки из своих спортивных ботинок и повязал их на голову, подражая Джозефу. Таким образом юноша хотел выразить признательность человеку, которому был безмерно благодарен и которым все более и более восхищался. Увидев, что сделал Лукас, друзья последовали его примеру. Они тоже вытащили шнурки из своей обуви и повязали их на голову. Лео был единственным, в ботинках которого не было шнурков. Лукас снял один из своих шнурков и передал его другу. Все окружили Джозефа и казались группой индейских учеников. Брэд, решив поддержать молодых людей, достал из кармана разноцветную ленту и повязал ее себе на лоб. Ребята рассмеялись и в течение какого-то времени обсуждали происшедшее. Джозеф наблюдал за ними, а потом нарушил молчание следующими словами: