— Давайте войдем внутрь!
— У меня есть заявление, — упрямился тот. — Джентльмены из прессы! Давайте-давайте, подходите ближе, я не жалаю орать. О'кей, теперь достаточно. Жаль, что вам пришлось промокнуть, и все такое… Но я читаю газеты! Нам их все доставляют, и первоклассные, и прочие. И я знаю, что кое-кто из ваших редакторов говорит, мол, моя Элла — ненастоящая. Они говорят, может, это все подстроено, или в воображении… Истерия, типа. Точно, это самое слово они употребляют. Исте-рия… Ну, вы все видели, какую тачку я теперь вожу. Новенький с иголочки ВМW седьмой серии. Может быть, получше, чем у кое-кого из ваших издателей. Она сделана не в Британии, я знаю. Пару лет назад я бы взял «ягуар». Но надо смотреть фактам в лицо! Мы теперь в Европе. А германцы — сильнейшая нация в Европе. Делают лучшие машины… Эта «семерочка» обошлась мне в семьдесят пять тыщ фунтов. И я заплатил за нее наличными на месте. Это вам не какой-нибудь кредит. За все уплочено. Это что, по-вашему, истерия? Вы думаете, что представляете эту «семерочку» в воображении?! Видите названия на этих сумках? «Хэрродс», «Харви Николс». Я привез подарки жене и своему мальчику. И Элле — для нее тут тоже кое-что есть. Кстати, гораздо больше, чем она получила на Рождество… Так что, эти сумки — истерия? Слушайте, вы, это я вам говорю: скоро у нас будет собственный дом с воротами, чтобы держать вашу братию подальше! Ладно, а теперь можете возвращаться в свои машины!
— Мистер Уоллис, можно нам войти и немного обсушиться?
— Не-а!
— Да ладно, Кен! — без особой надежды позвал кто-то. И потом, когда дверь уже закрывалась, другой голос воззвал к Дола:
— Джо, впусти нас! Будь же разумным человеком!
Дверь захлопнулась.
Питер Гунтарсон, стоя у окна на первом этаже и глядя на дорожку, наблюдал, как журналисты бредут обратно к своим машинам. Элла, ссутулившись над столом, тоже наблюдала. Мужчины и женщины, осадившие их дом, внушали ей страх. Они ждали ее. Она не хотела, чтобы они мокли под дождем, но слишком боялась выйти и поговорить с ними, или вынести им горячее питье.
Гунтарсон слышал, как Дола в холле выговаривал Кену:
— Глупо было так поступать, добра это не принесет. Почему вы меня не слушаете? Я разбираюсь в таких вещах. Они вас за это возненавидят!
— Такая у них работа. Грязная. Меня это не волнует, это их дело! Если не нравится, пусть пойдут поищут себе работу получше.
— Вы ведь, кажется, печатник? — припомнил Дола.
— Как и мой отец!
— Если вы хотите продолжать водить красивые машины — вам потребуется помощь журналистов. Так помогайте им!
— Слушайте, я стоял в пикетах и видел, как журналисты проходили мимо нас!
— Кто старое помянет, тому… сами знаете!
— Я тогда сказал: «Они пойдут работать вместо нас. Лишат людей их заработка». И я оказался прав, не так ли?
— Не настраивайте их против себя, — взвился Дола. — Иначе они покажут вам, что это такое — иметь настоящих врагов. Вы что, мало мне платите? Вы что, не верите в то, что я знаю, о чем говорю?! Побольше уважения! — и он гордо удалился.
Гунтарсон, склонившись над перилами лестничной площадки наверху, наблюдал, как Кен Уоллис гневно покачивался с пятки на носок. Глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, он подхватил пакеты из магазинов Найтсбриджа и пинком открыл дверь в гостиную.
— Джули, девочка, глянь, что я тебе привез! А потом поди посмотри, что стоит на улице!
Ни Элла, ни Джульетта не оглянулись. Кен плюхнул пакеты на диван.
— Взгляни-ка, что там внутри! И это еще цветочки, Джули, девочка! То ли еще будет, когда ты увидишь, что там у нас на подъездной дорожке!.. Я тут подсчитал, — добавил он с небрежной гордостью, — мы сегодня потратили почти восемьдесят штук! Это больше, чем я заработал за три года. До вычета налогов. И это меньше половины того, что еще осталось в банке! Я виделся с менеджером, я бы и пенни не потратил, если бы он мне не поклялся, что все эти бабки наши — навсегда! Все чеки оказались действительны! Это в основном аванс издателя. Нам придется сотрудничать с писателями, чтобы сделать книжку про Эллу, но если даже она будет не очень продаваться — нас это не касается. Даже если ни гроша не принесет. Даже если, — уверил он вполголоса, хотя никто его не слушал, — ее вообще не издадут. Аванс все равно наш!
Никакого отклика.
— Давай, открывай пакеты!
Ни Элла, ни Джульетта ничего не сказали. Только телевизор бубнил что-то в ответ.
— Что ты там смотришь? — он щелкнул кнопкой. Свет экрана погас, и в комнате стало серо.
Джульетта продолжала сидеть, уставившись в экран.
— Ты пила, — он выговорил это с мягким недоумением проповедника, изумленного при виде дьявольских ухищрений. Стоило ему на несколько часов ослабить бдительность — и грех, аки змий, угнездился на груди его домашних. — Где бутылка?
Джульетта подняла голову.
Он подхватил с пола бутылку от джина и тяжелый хрустальный бокал. Бутылка с тоником лежала на боку, из нее вытекала пузырчатая струйка. Брезгливо держа стакан так, как будто тот издавал зловоние, Кен вытряхнул капли на газету, и затолкал ее в корзинку для бумаг. В бутылке плескалось на донышке.
— Ты все это выпила?!
Джульетта медленно втянула воздух, пытаясь шевельнуть языком, и при этом не забывая о необходимости сидеть прямо.
— Я, — еле выговорила она, — выпила две…
Только поскрипывание ручки Эллы нарушало молчание, царившее до тех пор, пока Кен вновь не обрел дар речи:
— У моего отца была любимая цитата, он, бывало, говорил мне: «Все греховность мира — ничто по сравнению с греховностью женщины», — и он добавил: — Экклезиаст. Один из библейских апокрифов, — Кен гордился своими знаниями.
Он с жалостью взглянул сверху вниз на то, что осталось от его жены. Она не слышала его и не понимала. Все, что ему оставалось — это вести себя с достоинством современного Иова.
— Не по-христиански это — осуждать. Я должен найти в душе силы простить тебя. Но сперва тебе придется протрезветь настолько, чтобы покаяться. Мне бы стоило выставить тебя под дождь, он бы тебя быстро привел в чувство, да только ты можешь простудиться до смерти.
— Вот и хорошо, — просипела Джульетта.
— А ведь ты — мать! Разве не благодарна ты Богу за его дар? Ты же не хочешь прямо сейчас попасть на Суд Его, нет? — тут его поразила другая мысль. — Ты же не пыталась убить себя?! Джули! Ты принимала таблетки?! Да? Где они?! — он рухнул на пол, шаря по нему в поисках пустых бутылочек от парацетамола. Подняв голову, он увидел Эллу, которая повернулась на своем стуле, наблюдая за ними.
— Чего пялишься?
Она мигом отвернулась и спрятала лицо.