В слегка приглушенном свете являли себя духи, пылая фосфорическим огнем. Перелетали от одного зрителя к другому языки пламени. В воздухе и на лице Хьюма загорались звезды.
Вы можете предположить, что он был гением иллюзии. Поначалу все так и думали. Но Хьюм был так одержим желанием доказать существование мира духов, так преисполнен сознанием своей миссии, что приветствовал на своих бесчисленных сеансах присутствие скептиков любого сорта. Пока он изнурял себя до состояния тени, жертвуя здоровьем ради проведения ежедневных представлений, последние делали все, чтобы вывести его на чистую воду.
Они держали его за ноги, за кисти рук, за локти. Забирались под столы и стулья. Раздевали его, обыскивали, просили проводить сеансы по сиюминутному требованию, предлагали ему рояли и аккордеоны, на которых он должен был сыграть, не касаясь их пальцем, а потом, после его отъезда, подвергали свои дома тщательному исследованию в поисках следов обмана.
Однако ничего никогда не находилось. За более чем тридцать лет своей практики Дэниел Данглас Хьюм ни разу не был уличен в обмане. Трудно поверить, что он — настоящий, но еще труднее доказать, что он — шарлатан. Все феномены, сопровождавшие его, даже самыми скептично настроенными наблюдателями, определялись как подлинные.
Наиболее зрелищным из этих феноменов была левитация. Сэр Уильям Крукс, ставший президентом Королевского Общества, один из ведущих ученых викторианских времен, писал: «Существует, по меньшей мере, сотня описанных случаев того, как мистер Хьюм отрывался от земли в присутствии стольких же не связанных между собой зрителей. В трех различных случаях я видел мистера Хьюма полностью поднявшимся над полом комнаты: однажды — сидя на стуле, другой раз — стоя на стуле на коленях, а третий раз — стоя».
Самая выдающаяся его левитация произошла 16 декабря 1868 года, во время сеанса, проводимого на третьем этаже дома на Эшли-плейс в Лондоне. Тремя присутствующими были лорд Линдси, лорд Эдейр и кузен лорда Эдейра, капитан Чарлз Винн. Все они видели, как Хьюм в трансе покинул комнату, и слышали, как он поднимал оконную раму.
В свидетельстве, которое в точности совпадает с отчетами его друзей, лорд Линдси пишет: «Почти сразу же после этого мы увидели Хьюма парящим в воздухе за окном… на высоте около семидесяти футов от земли. Хьюм поднял раму и вплыл в комнату ногами вперед».
Линдси и Винн видели языки или струи огня, исходящие из головы Хьюма. Когда он очнулся от транса, не помня, что делал в это время, то был крайне подавлен и говорил об ужасном желании выброситься из окна.
Выдающаяся фигура Хьюма сегодня почти забыта. Многие люди верили в то, что его бесчисленные и пользовавшиеся всеобщим уважением свидетели не лгали, и что он был настоящим. Но все равно не могли поверить в вызываемый им феномен. Они предпочитали потихоньку отмахнуться от него и забыть. Книги о Хьюме, когда-то выпускавшиеся в огромном количестве, теперь можно отыскать разве что в библиотеках специалистов. Увлеченный исследователь может найти их за дверями Общества психических исследований, или в Собрании Гарри Прайса, принадлежащем Лондонскому университету, которые открываются для широкой публики только раз в месяц.
Судьба Эллы Уоллис обещает быть другой. Тысячи людей не просто свидетельствовали ее чудо — они сами пережили его. И от этого уже никуда не деться.
«Сан», пятница, 22 января.
ПАПАША ИЗ ПРЕИСПОДНЕЙ
Отец чудо-девочки ЭЛЛЫ Уоллис сегодня разоблачен как двоеженец — и не только! Об этом — эксклюзивный репортаж газеты «Сан».
«Возродившийся» проповедник, который на прошлой неделе объявил всему миру «Защита моей семьи — моя главная работа», ушел жить к одной из ДВУХ своих любовниц.
И друзья, которые полагают, что жена-француженка Кена Уоллиса, Джульетта, знала о существовании в его жизни другой женщины, считают, что до сего момента она не ведала о еще более потрясающей подробности — ее муж имел другую, тайную семью, всего в двух милях от собственного дома.
Безработная актриса Марша Коллинз родила Кену ребенка, названного Люком, три года назад, когда брату Эллы Фрэнку было четыре года. Один из друзей семьи вчера вечером заявил: «Кен никогда не говорил об этом жене, но каждую неделю часть его зарплаты уходит на содержание Люка».
Марша Коллинз живет с Люком и двумя шестилетними дочерьми-близнецами, Эсме и Эстер, в муниципальной квартире в Хартклиффе, одном из беднейших районов Бристоля. Ее квартирную плату и счета за отопление оплачивает совет социального обеспечения.
Она всегда отказывалась назвать имя отца своего сына сотрудникам Агентства по поддержке детей, хотя не делала большого секрета из еженедельных ночевок у нее Кена Уоллиса, благодаря которым он известен среди ее соседей под кличкой «муж по средам».
Вчера парочка отказалась от комментариев, в то время как они переносили принадлежащую Кену коллекцию джазовых пластинок из вместительного багажника его новехонького ВМW в ее квартиру.
Но один из коллег Кена по работе в БК «Льюис Принтерс», где последний занимает пост менеджера, сказал: «Если уж он забрал свои альбомы — значит, дела обстоят серьезно. У него есть почти все, что когда-либо выпускал Синатра. Кен уважает старых джазовых звезд. Думаю, большинство записей принадлежали его отцу — тот ходил по всем клубам в сороковые-пятидесятые, и Кен говорил мне, что буквально вырос на этой музыке. Он так и имена для своих детей выбрал: Фрэнка назвал в честь Синатры, а Эллу — в честь Эллы Фицджеральд».
Другая любовница Кена, как полагают, — пятидесятитрехлетняя Эйлиш Мак-Линток из Истона, уборщица на неполную ставку. Вчера окна ее квартиры, выходящие на шоссе М32, были задернуты, и на звонки наших репортеров никто не ответил.
— О, это просто блестяще! Я так счастлив, не могу вам передать! — восклицал Хосе Дола. — Только этого мне и не хватало! Я не обязан вам напоминать, не так ли, что я еще ни одного, ни единого гроша на вас не заработал? И все, чего я просил в обмен на это — немного честности!
Притихшая Джульетта сидела на диване, вертя в руках чашку с остывшим чаем. Дола пытался усесться так, чтобы смотреть ей в лицо, но был для этого слишком взбудоражен. Он постоянно вскакивал и начинал расхаживать, нервно похлопывая скатанной в трубку «Сан» по ладони.
Гунтарсон развалился в деревянном кресле с круглой спинкой, наблюдая за ним с видимым удовольствием. Дола был слишком расстроен, чтобы обращать на него внимание, или говорить потише, чтобы не расстраивать Эллу. Она снова сутулилась за своим письменным столом, на котором лежал большой набор цветных фломастеров — подарок Дола. Сегодня она рисовала человечков из палочек — тысячи их, плечо к плечу, заполняли листки телами не шире карандашной черточки.
— И как прикажете теперь это опровергать? Почему вы мне сразу ничего не сказали? Ну почему?!