— Я слепну, когда заглядываю в его голову. Поэтому я знаю, что там темно, — она пожала плечами. Ей не удавалось объяснить. Но сейчас это не имело большого значения. — Доктора не знают, смогут ли они сделать операцию.
— А что это за белая штука? И вправду коралл?
— Вы и сами знаете, — ответила Элла. — Рак.
— У него в мозгу? — Идиотский вопрос — но что еще, спрашивается, она могла сказать!
— Если они попытаются его вырезать, он навсегда останется слепым. Операция даже может его убить. Они говорят, это выросло очень быстро. И вырастет еще. Поэтому у него и болит голова: эта штука растет, и давит внутри головы. Вот почему…
Хэтти была поражена обыденной жестокостью рентгеновского снимка. Маленький брат Эллы был действительно очень болен. Элла чувствовала его болезнь, но понимала ли она, насколько та серьезна? Если то, что она говорила — правда, то Фрэнк мог умереть через несколько дней. Понимает ли это Элла?
— Вот почему, — повторила Элла.
— Вот почему — что? Вот почему ты сегодня пришла?
— Вот почему мне дана эта сила, — прошептала Элла. — Чтобы помочь Фрэнку выздороветь. Вот почему это должна быть я, а не Питер. Потому что он не может заглянуть в голову Фрэнка. Он это не чувствует. Он не узнает, когда оно исчезнет.
— Ты думаешь, что можешь заставить рак исчезнуть? — в голосе Хэтти было только благоговение. Никакого недоверия.
— Тогда это все имело бы смысл. Все эти полеты, сны, голоса и прочее. Потому что люди до сих пор не знают, что об этом думать. Даже если с ними что-то случается, и им приходится в это верить, они не знают что думать, потому что все это не имеет смысла. А в жизни все имеет смысл. Так что если Фрэнк выздоровеет — значит, смысл в этом. Вот что это все значит.
Элла обдумывала это весь день. Она знала, что именно собирается говорить, — но даже она удивилась, когда все получилось так, как она хотела.
— Как же ты можешь помочь ему выздороветь?
Элла сидела, выпрямившись, сжав руки. На ее лице было решительное и серьезное выражение. Она собиралась сделать все правильно.
— Не только я. Все. Когда меня на той неделе показывали по телеку — так? — люди, которые смотрели, получали те же способности, что и я. Это правда. Так Питер сказал. Люди просто начинали парить, всякие вещи исчезали, и все такое. Так что это из-за чего-то, связанного с телевизором.
— Как ты догадалась? — спросил Питер. Элла еще никогда не разговаривала так, пытаясь что-то объяснить.
— Это не случается, когда я встречаюсь с людьми. Как с Хэтти. Это не значит, что она будет левелтировать только потому, что я это делаю. А если это будет по телеку — она, может быть, сможет.
— Это так, — кивнул Гунтарсон, пытаясь сделать вид, что ему и раньше это приходило в голову. — Экстрасенсорные силы не распространяются на тех, кто тебя окружает, но передаются телезрителям. Эта коллективная энергия их активирует.
— Я хочу, чтобы все смотрели, — продолжала Элла. — Я хочу, чтобы они мне помогли. Я хочу; чтобы все они помолились.
— Помолились за Фрэнка, — эхом отозвалась Хэтти.
— Не важно, как они будут молиться. Потому что все веруют немножко по-разному, правда? Они могут быть евангелистами или католиками, даже кто-нибудь вроде мусульман, или еще кто… важна сама молитва. Мы должны помолиться, чтобы рак у Фрэнка прошел. Потому что иначе он навсегда останется слепым. А ведь он такой маленький!
— Ты хочешь произнести молитву вслух?
— Я не очень-то умею это делать. Вот мой папа — он может. Я просто хочу помолиться в душе… Сосредоточьтесь по-настоящему сильно. Представьте в голове картинку, и сосредоточьтесь на ней. Картинку того, что вы действительно хотите, чтобы случилось. Например, что Фрэнк снова видит. Фрэнк здоров. Удерживайте эту картинку — это то, что должно случиться. Вы должны как следует на ней сосредоточиться…
Она крепко зажмурилась. Камеры следили за ее неподвижным бледным лицом. Хэтти тоже закрыла глаза. Золотые кружки от наложенных теней смотрелись на ее лице как монетки. Гунтарсон наклонил голову, и сложил руки, как делают те, кто ходит в церковь только на Рождество, и потому чувствуют себя там неуютно.
Элла вся сжалась, держа стиснутые кулаки с обеих сторон лица. Она отчаянно хотела воспарить. Она знала, что именно этого ждут от нее люди. Она хотела вознаградить их за то, что они на нее смотрят и верят, чтобы они уверовали еще сильнее. Тогда они будут усерднее молиться. Чтобы исцелить Фрэнка.
В своей кабинке, расположенной выше студии, позади мониторов, продюсер был первым, кто уверился в том, что они действительно видят это перед собой. Хэтти и Гунтарсон сидели с закрытыми глазами, а операторы, смотревшие сквозь видоискатели своих камер, были слишком близко, чтобы сразу заметить, что происходит. Но на мониторах это было ясно видно — голова и плечи Эллы излучали свет.
По указанию продюсера свет в студии приглушили. К этому моменту эффект усилился. Элла была окружена свечением. Свет исходил от ее платиновых волос, как солнечные лучи, отраженные морем, и лицо было залито сиянием.
Оно было обращено вверх, и с легким вздохом она поднялась с диванных подушек в воздух. Ее конечности расслабились и слегка распрямились, но напряженность молитвы по-прежнему выражалась в том, как она держала руки — судорожно сжатые, дрожащие, изо всех сил удерживающие последнюю надежду на выздоровление Фрэнка.
Последний светильник в студии погас. Весь свет теперь исходил только от Эллы. Мерцающее сияние окружало ее, словно под кожей у нее пылала звезда. Словно с небес на нее сошла огненная сфера. Словно это был нимб…
Фрэнк проснулся, проспав шестнадцать часов, примерно через сорок пять минут после того, как это интервью было передано по телевидению. Он не мог вспомнить, где находится. Голова у него перестала болеть.
Около девяти вечера одна из медсестер сказала ему, что его сестра выступала по телевизору и просила всех помолиться за его выздоровление.
— И знаешь, — сказала сестра, — тебе очень повезло. Повезло, что кто-то так о тебе заботится. В конце концов, это может сработать. Я тебе точно скажу — молитвы действуют. А в ней определенно что-то есть, в твоей сестре! Это не просто вся из себя такая хитроумная реклама. Я тебе и еще кое-что могу сказать. Через пять минут после того, как программа кончилась, кое-что случилось. Тут в палатах есть одна девочка, она с тех самых пор, как родилась, была то на этом свете, то на том. Церебральный паралич. Спастический, можно сказать. Ее родители — чудесные люди, и у них просто сердце разрывается видеть свою крошку в таком состоянии, но ведь есть такие вещи, с которыми уж ничего не поделаешь. Не все на свете поддается лечению, даже в наш век. И что ты думаешь? Еще и часу не прошло, а она садится со своими игрушками, и перекатывается на пузико, и начинает ползать! Прежде чем ее кто-нибудь заметил, она уже полкоридора пропутешествовала! А когда санитар подхватил ее на руки, она так и хохочет, прямо заливается.