Питер распахнул дверь.
Что-то с силой просвистело у нее над головой.
В ее келье было темно. Единственное окно заколочено, свет выключен, да и в коридоре лампы не горели. Гунтарсон неуклюже шарил в дальней части комнаты, ища выключатель. Элла, сжавшись в комочек на полу, уткнувшись лицом в колени, ждала удара по спине или по ребрам — как прежде бил ее отец.
Но удара все не было, и она решилась приоткрыть один глаз. Гунтарсон, привалившись к стене спиной, смотрел в потолок, сжимая в руках ошметки газеты. Остальная ее часть, смятая в комок, валялась на кровати Эллы. Это был номер «Обсервера».
— Вставай, — приказал он. — Давай-давай, поднимайся.
— Прости меня, — выдохнула она.
— Простить? За что?
— Это я виновата. Прости…
— Ты заговорила, как твоя чертова мамаша! Ты тут ни при чем. Это из-за меня. Это мой вечный недостаток — совершенная неспособность оценивать людей. Я все время вижу в людях их хорошие стороны, и остаюсь слеп к их порокам, пока не становится слишком поздно! У тебя это должно хорошо получаться — читать в душе и характере. У тебя гораздо сильнее развита интуиция, а я чересчур полагаюсь на свой ум. Скажи-ка мне, что ты подумала о той журналистке, несколько недель назад? Ты еще тогда так устала, помнишь?
— Она мне не понравилась…
— Ага! А почему?
— Потому что ты сказал, что она особенная.
— Ты знала, что от нее добра не жди, просто потому, что я ее как-то выделил? Что, мои суждения настолько очевидно никуда не годны?! Или ты увидела, что она просто втирается в доверие? Да, наверное, я чересчур ей доверился…
Элла ничего не ответила. Она вспомнила, как возненавидела Алису — только потому, что испугалась, как бы Питер не нашел привлекательной другую женщину. Это было, конечно, очень скверно со стороны Эллы — втайне обвинять Питера, тем более что утром эта женщина ушла навсегда.
Элла насильно заставляла себя продолжать разговор с ней, как наказание за глупость. Какая же она дура — наговорить столько всего этой журналистке с ее диктофоном!
— Эта газетенка нас здорово подставила!
— Я не буду ее читать!
— Ладно! До тех пор, пока они правильно пишут наши имена, нам все равно от этого только польза, да? Так что давай, очисти свои мысли для молитвы. Я не сержусь на тебя, Элла.
— Честно?
— Честно!
Он такой добрый, и мягкий, и все ей прощает! Элла не заслуживает такого друга, как он!
— Но я и впрямь зол! Ты — почти единственный человек в мире, на которого я не злюсь, и я, правда, стараюсь не вымешать свою злость на тебе, Элла! Я убить готов этого ботаника — как его? Стюпот? Ну и имечко! Мозги всмятку — это ему больше подходит. Вот как можно рассчитывать на таких людей: на пять минут оставишь их с журналистом, и они начинают организовывать обзорные экскурсии!.. Ты не представляешь, как я зол. Ох, ему сейчас и достанется!.. Стюпот!!! Прямо руки чешутся спихнуть его в ущелье!..
— Он мне нравится…
— Да ты даже не знаешь, кто это! Нельзя любить всех, Элла!
— Он приходит посмотреть на меня. Так Фрэнк когда-то делал. Он ничего не говорит, слишком боится…
— И какое он имеет право мешать твоей молитве?
— Он мне не мешает, честно! Я его даже не вижу. Просто чувствую, когда он подходит к двери.
— Он за это ответит! Как, спрашивается, я смогу контролировать то, что мир о тебе думает, если все кто ни попадя будут соваться к тебе непрошенными? Крайне важно, чтобы существовала только одна точка зрения по твоему поводу, Элла, единственное всеобщее мнение. Ты это одобряешь? Позволить этой… этой предательнице… этой журналюхе… позволить встретиться с тобой… — от гнева он почти не мог внятно говорить. — Ей полагалось рассказать нашу историю с положительной стороны. Сколько я труда потратил, чтобы привлечь ее на нашу сторону! Думал, что привлек… Я даже продиктовал ей то, что она должна была написать. А она все переврала! Каждое слово, каждый факт представила в самом неприглядном виде! Сколько вреда… сколько вреда! Благодарение Богу, люди, у которых есть хоть крупица здравого смысла, не поверят ни единому слову, он будут читать между строк… Да еще так плохо написано — просто невыносимо! И первый-то выпуск был ужасен, а второй — попросту безграмотная чушь!.. Но любой, кто примет это за чистую монету — что он подумает обо мне? Что я — грязный извращенец?! Я все еще не женат, позвольте вам напомнить! — Гунтарсон угрожающе тыкал в воздух обоими указательными пальцами. — Чем я занимаюсь, когда остаюсь один — не касается широкой публики. Боже милостивый! Полагаю, было бы куда большим извращением, если бы мужчина с моим положением не позволял себе иногда здорового перепихона!
Тут он, наконец, заметил выражение испуганного изумления на лице Эллы.
— Я ведь не должен еще и перед тобой оправдываться, а? — спросил он, уже тише. — Ах, да ладно! К счастью для нас, люди назавтра уже не помнят, что они прочли вчера. Это всего лишь дешевая оберточная бумага!
Он сграбастал скомканный журнал, и собирался было еще разок запустить им в угол, как вдруг остановился — его взгляд привлекли яркие краски фотографии на задней странице обложки. Он разгладил ее на колене, и взглянул еще раз. Это была реклама какой-то туристической компании: три царя на верблюдах, ведомые ярко пылающей звездой мимо пирамид в Гизе. Гунтарсон бережно разложил листок на полу.
Последовало долгое молчание, в течение которого Элла ждала только, чтобы поскорее он ушел.
— Нам нужно новое начало, — проговорил он наконец. — Преобразование глобальной точки зрения… Физическое смещение оптической оси… Короче говоря, нам надо переехать. Где бы ты хотела жить, Элла, в каком месте мира?
Она смущенно, но с надеждой взглянула на него.
— Где-нибудь, где жарко? Красиво? У моря? В горах?.. Полагаю, для тебя это не имеет большого значения, поскольку ты все равно всегда будешь затворницей, молящейся вдали от людских глаз. Тебе нужна только твоя маленькая, запечатанная со всех сторон комнатка, вот тогда ты счастлива, да? Но я уверен, что ты ощущаешь то, что находится вокруг тебя. А я собираюсь навсегда остаться с тобой, и тебе ведь понравилось бы, если бы я поселился в каком-то особенном месте, правда? Так что ты скажешь, куда мы поедем?
— С Фрэнком… С Фрэнком, и моими мамой и папой!
— Твоя мать во Флориде. Полагаю, это возможно, но для наших целей Флорида капельку перенаселена. Там живут Мадонна, Сталлоне, «Би Джиз»… И пресса пасется постоянно… Думаю, ты имела в виду, что тебе нравится флоридский климат… Или ты хочешь посмотреть Диснейленд? Но ты же не сможешь туда просто так поехать, понимаешь? Там начнется смертоубийство. Ты же не захочешь, чтобы кто-то из-за тебя пострадал. Но они, возможно, откроют его только для тебя, если мы заплатим им достаточно — как делает Майкл Джексон, когда ходит за покупками. Не знаю… Думаю, все-таки нет, не Флорида…