Архидиакон обдумывал проект воскресной школы. Она была для него обузой, но мамаши деревенских детишек все равно не отстанут, и рано или поздно школу придется организовывать. Он напоминал самому себе: «Паси агнцев Моих», — но далеко не был уверен, что Спаситель имел в виду воскресные школы. Хотя, думал он, даже такую вещь, как воскресная школа, Господу под силу обратить во благо.
В дверях появилась экономка.
— К вам мистер Персиммонс, сэр, — сказала она. — Говорит, хотел бы повидаться с вами, если у вас найдется время. По-моему, он насчет праздника. Ну, праздник Урожая, — понизив голос, предположила она.
— Неужели? — задумчиво произнес архидиакон, но тут до него дошло. — Неужели! — воскликнул он.
«От этого Персиммонса совершенно житья не стало», — думал он, спускаясь вниз. Грегори встретил его улыбкой.
— Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас, — сказал он, — но меня попросили доставить это письмо лично вам, убедиться, что вы его получили, и спросить, не будет ли ответа. Прошу.
Архидиакон блеснул на него очками, словно маленькими ледяными озерами, и взял письмо. Он прочитал текст раз, другой, третий и посмотрел на Персиммонса. Тот с равнодушным видом разглядывал сад за открытой дверью.
— «Сигона, царя Аморрейского, и Ога, царя Васаиского…» [35] — пробормотал про себя архидиакон. — Ибо вовек милость Его… Вы знаете, что тут написано, мистер Персиммонс?
— Боюсь, что так, — любезно ответил Грегори. — Обстоятельства…
— Ну разумеется, — рассеянно заметил архидиакон. — Да. Конечно.
— Конечно? — повторил Грегори, словно поддерживая разговор.
— Не сочтите за грубость, — сказал архидиакон, — но, во-первых, если это правда, вы, конечно, приложили к этому руку. Во-вторых, возможно, сами же и писали. В-третьих, если не писали, то уж читали наверное. Читать чужие письма — как раз в вашем духе. Впрочем, большое спасибо.
— Вы ничего не хотите спросить?
— Зачем? — удивился архидиакон. — Я же все равно не смогу проверить ваш ответ. И вообще, я бы не стал полагаться на людей, противящихся Богу. Они непременно теряют чувство меры.
— Ну, как знаете, — угрожающе произнес Персиммонс. — Могу сообщить вам, что все это — правда. Они в нашей власти и мы можем прикончить их в любой момент.
— Это избавило бы их от многих неприятностей в будущем, не так ли? — улыбнулся архидиакон. — Вы уверены, что им необходимо мое вмешательство? «Умереть сейчас — стяжать радость непреходящую…»
— Все это болтовня! — потеряв, наконец, терпение, яростно прошипел Грегори. — Неужто вы думаете, хоть один из них рвется умереть? Они молоды. Вы считаете, им доставит удовольствие смотреть, как потир, ради которого они умрут, превращается в орудие разрушения?
— Я бы сказал вам, что думаю сделать, — спокойно ответил архидиакон, — если бы знал это сам. Но вы никак не надумаете сообщить, куда мне идти… если я пойду.
Грегори сдержался, назвал адрес и вышел. Архидиакон вернулся в кабинет, сел в кресло и привычно сосредоточился.
Грегори шел домой, в Калли. Пробный поединок с архидиаконом очень взбодрил его, но по дороге возбуждение улеглось, а на смену ему пришли заботы. Началось с сомнений. В последние дни судьба свела его с двумя-тремя людьми, над которыми страсть, власть и жажда обладания не имели никакой силы. Сколько бы ни уничтожал Манассия, голод его не насыщался; никакое богатство не соблазняло архидиакона. Плутая в этих незнакомых краях, Грегори ощутил, что не хватает одного привычного элемента — наслаждения.
Прежде он наслаждался, давя и мучая людей. Манассия, кажется, наслаждения не ведал; для покоя же и мира, в котором живет архидиакон, это словечко просто маловато. Ему никак не вместить тот незыблемый покой, в котором пребывает душа проклятого клирика. Этот покой был сродни безмятежности небесного свода, недостижимого для любых земных стрел.
Свод простирался в вышине от востока до запада, а под ним, на плоском пустом круге, виднелось лицо грека, изрыгающего скверну. Грегори злила бесполезность этих усилий. Примерно так же он злился, когда выговаривал Стивену за напрасную трату денег на издание идиотских романов. Помнится, Грегори так же досадовал на своего отца. Старик тратил массу сил и эмоций на сущую ерунду. Нет, он научит Адриана не отвлекаться по пустякам. Только власть — наша духовная цель, а сатана — податель ее.
Он вошел в ворота и свернул на дорожку. Взгляд его упал на окно второго этажа, где он недавно разговаривал с отцом Адриана. «Клерк в борделе, — вспомнилось вдруг Грегори. — Ну и что? Даже клерк жаждет власти». И снова, принеся волну отчаяния, над ним распахнулся незыблемо-безмятежный свод небес, а где-то далеко внизу бессмысленно и бессильно полыхал багровый пламень шабаша. Вот на этом повороте повстречался ему незнакомец в сером. «Только рабы, да и то среди теней». Но он-то, Грегори, не раб! Это небо издевается над ним, оно боится его растущей власти… или смеется над его бахвальством. «Рабы!
Рабы!», — звенело у него в ушах, когда он переступал порог гостиной. Эхо шагов в зале снова повторило: «Рабы!»
Грегори спросил, где Адриан, узнал, что они с Джесси в саду, и отправился их разыскивать, поглядывая заодно по сторонам: не видно ли Лайонела с Барбарой. Но они ему так и не попались, а за поворотом тропинки он обнаружил Адриана. Мальчик лежал в траве и сам себе рассказывал какую-то длинную, запутанную историю. Неподалеку, на берегу ручейка, Грегори заметил Джесси. Она сидела, глубоко задумавшись; Грегори ухмыльнулся, представив, о чем она может размышлять, и чуть не окликнул ее: «Миссис Персиммонс». Вряд ли она знает о его жене в сумасшедшем доме…
Однако пока он сдержался.
Джесси сказала, что Барбаре существенно лучше, она играла с Адрианом, а потом муж увел ее гулять. Они с Адрианом тоже гуляли и встретили здесь, в саду, странного джентльмена, который немножко поговорил и поиграл с мальчиком.
Грегори недоуменно поднял брови, и Джесси объяснила, что не разрешила бы ничего подобного, но Адриан так обрадовался этому джентльмену, и она подумала, что они давно знакомы.
— Что же он делал в саду? — спросил Грегори.
— Не знаю, сэр, — ответила Джесси. — Он, похоже, хорошо знал окрестности. Он сказал, что и вас хорошо знает.
Грегори поразмыслил и не стал ей выговаривать. Недели не пройдет, как она окажется в Вене или в Александрии, если не еще дальше на Востоке, а там ей будет не до разговоров с незнакомыми джентльменами.
— Как он выглядел? — сурово спросил он.
— Ну, молодой такой, вроде как иностранец. И одет во все серое. Они с Адрианом чуть не все время говорили на каком-то тарабарском языке.
Грегори так и застыл на месте, а потом деревянным шагом двинулся дальше. Что это там сэр Джайлс болтал о незнакомце в сером? И кого, наконец, он ему напоминает? А-а, ну конечно, архидиакона! И от того, и от другого так и разит этой дурацкой безмятежностью, этой мерзкой отрешенностью. В хлопотах вчерашнего дня Грегори совершенно забыл посоветоваться с Манассией насчет этого типа, ну, не беда, дело поправимое…