Я вновь подхожу к плато 84 махасиддх. Наверное, я уже акклиматизировался, по крайней мере идти мне стало гораздо легче. Я все время думаю о том, почему мир устроен так, что мы забываем. Зачем каждый раз нужно начинать все сначала, совершать все те же ошибки. Какой в этом смысл? Он от меня ускользает. Когда я понял, что когда-то я был той женщиной в красной куртке, все вроде бы пришло в равновесие. В той жизни я хотел испытывать боль – в этой я ее причиняю, в той жизни я подчинялся, в этой – подчиняю. Откуда появилась еще эта немка? Она же военный преступник! Разве военные преступники могут реинкарнироваться (воплощаться) в обычных добропорядочных людей? Их должны разжаловать до уровня животных. Это было бы справедливо. Из нее бы получился отличный белый медведь.
А вот тот самый камень, где я пытался умереть. Пора, кстати, и съесть чего-нибудь.
Я понял, что если я съем этот набивший оскомину концентрат, то снова провалюсь в сон. И непонятно вообще, что увижу из той прошлой жизни, но хороших новостей вряд ли можно ожидать. И это мой выбор, есть или не есть, спать или не спать. И даже больше того, в прошлый раз это тоже был мой выбор, и в позапрошлый… Но я же затем сюда и ехал, чтобы разобраться, а теперь отчаянно трушу. И я откусил, просто для того, чтобы расслабиться.
На этот раз я не сразу почувствовал в себе чужое сознание. Оно накатывалось волнами. Я выныривал из этих волн ужаса, хватался за реальность и снова нырял в прошлое. И наконец, я прекратил сопротивляться и полностью погрузился в тот мир.
Я находился в теле той немки и прятался на полуразрушенной ферме. Мне было страшно. В воздухе не умолкала канонада. Два солдата в плащ-палатках с автоматами наперевес ворвались в хлев, где я лежала, зарывшись в сено. Я затаила дыхание, но, видимо что-то показалось им подозрительным. Они ткнули автоматом в сено. «Сейчас выстрелят, и все будет кончено», – мелькнула мысль. Но они не выстрелили, а грубо схватили меня за плечи и выволокли на свет божий. Это были русские. Не тратя лишних слов, они деловито повалили меня обратно, и в то время как один захватил мою голову и руки, другой задрал мне юбку, стянул белье, и грубо вошел в меня. Я не могла даже крикнуть, потому что мне так сдавили шею, что я едва дышала. К своему ужасу, я поняла, что эти резкие толчки меня возбуждают. Мне уже не было так больно, как вначале. Меня подхватило и понесло куда-то туда, где я еще ни разу не была, несмотря на то что уже стала матерью.
Увидев, что со мной происходит, второй солдат, отпустил мою шею, грубо засмеялся и схватил меня за грудь. Он мял и тискал ее, а все тело мое содрогалось от невыносимого наслаждения, которое никогда не мог мне подарить мой муж Отто.
Жгучий стыд охватил меня, ниже падать было некуда. Я лежала, вся мокрая, с раздвинутыми ногами, под этим грязным животным в своей разгромленной, доведенной фюрером до позорного поражения стране. Воспользовавшись тем, что второй солдат отпустил мою шею и руки, я извернулась и схватила автомат, оставленный первым справа от меня. Но выстрелить не успела. Автомат выбили у меня из рук, а меня схватили за волосы и ударили по скуле так, что на время я перестала осознавать происходящее. Я очнулась от резкой боли, лежа на животе. Второй солдат входил в меня сзади, а первый сдавливал мою шею и голову коленями, а руками упирался в спину. К своему стыду, я не могла себя контролировать и снова начала возбуждаться. Дышать становилось все труднее, он слишком сильно давил. Несмотря на это, я почувствовала, что кончаю, застонала, дернулась…
Видимо, эти ребята были слишком напуганы ее предыдущей выходкой. Они просто сломали ей шею. То есть мне. В момент ее смерти наше сознание снова разделилось, но какое-то время я еще испытывал облегчение. Огромное облегчение. Чье оно было – мое или ее? Не знаю, сколько я еще оставался там. Я видел, как они деловито обтерлись кусками ее разорванной блузки, подхватили свои автоматы и, не оглянувшись, ушли.
Значит, вот так это началось. Так завязалось все то, что невозможно было связать. Для этого Учитель меня послал на кору.
Мне необходимо говорить с ним. Но прежде надо завершить кору.
Моя встреча с Учителем на этот раз была полна неожиданностей. Он посмотрел на меня внимательно, когда я снова появился перед ним, и сказал:
– Сядь, по твоим глазам я понимаю, что ты все видел. Но пока ты не знаешь главного.
Я живу уже очень долго, по человеческим меркам, конечно, Чаран. Мне 110 лет. Из них последние 90 мое тело пребывает в монастыре Селунг. Я развил такие сидхи (паранормальные способности), которые позволяют мне оставаться на земле столько, сколько будет необходимо. Я давно мог бы уйти в другой мир, в астральный мир любви и света, но у меня здесь есть незаконченное дело, которое меня туда не отпускает. Ты скоро поймешь какое.
Раньше меня звали Отто. Я родился в Германии, в тяжелое для этой страны время. Так случилось, что на заре моей жизни я совершил ошибку. Как и все ошибки юности, они были совершены из лучших побуждений, но это ничего не меняет. Поиск знаний об истинном устройстве вселенной привел меня в эсэсовский корпус Аненербе. В ту пору мне нравились нацисты. Они казались мне романтиками и мистиками, мне импонировала их уверенность, что мир состоит не только из своей материальной видимой и ощущаемой части. Но они искали Шамбалу, чтобы обрести мировое могущество, силу и власть. Это единственное, что их увлекало.
Наивные, что они об этом знали… Им казалось, что Воля может изменить Судьбу. Никто из них не искал истинного знания, даже не пробовал медитировать, всё они хотели получить готовым, без труда, за чужой счет.
Я женился на девушке, которая мне нравилась и которую одобрило мое начальство. Ее звали Хельга, она и вправду была очень хороша. Пожалуй, я даже был влюблен. Она из семьи интеллектуалов, была более образованной, чем ее товарки, но, увы, так же как и все, отравлена нацистской пропагандой. Она преклонялась перед Силой и Властью, и от этого поклонения попахивало сексом. Фюрер для нее символизировал мужское начало. И кто мог сравниться с ним, стоящим на вершине пирамиды? Мы не были счастливы.
По долгу службы я изучал тибетский ламаизм и трансцедентальную йогу. Изучение восточной философии изменило меня. Очень скоро я понял, что на самом деле происходит в Германии. Двойная руна на воротнике стала меня душить. И тогда я замыслил побег.
Много раз я пытался поговорить с женой, нет, не о Германии – это было бы не только бесполезно, но и опасно. Я пытался говорить с ней о смысле человеческой жизни, о том, что действительно является Силой, о власти над самим собой. О том, что реакция на внешние обстоятельства нашей жизни является истинной причиной того, что с нами произойдет в дальнейшем. Когда мы позволяем внешним силам воздействовать на наши чувства, мы теряем контроль над нашей жизнью, мы являемся следствием, а не причиной. И что каждый несет полную ответственность за свои страдания.