Но я понимал, что Гарри обвинит во всем ее — хотя бы потому, что она была свидетельницей.
У меня из-за спины выскочила Лили.
— Пошли с нами. — Она схватила Кэсси за руку. — Прямо сейчас. Не раздумывай.
Кэсси заглянула через плечо в избу.
— Дети, — прошептала она.
— Оставь их! Это бремя раздавит тебя рано или поздно. Ты можешь пойти с нами, но только прямо сейчас и только одна!
По щеке девушки сбежала слезинка.
— Пошли, — настаивала Лили. — Ни о чем не думай. Проще сделать, чем думать.
Девица покачала головой.
— Тогда скажи Гарри, что мы грабители. Дескать, нас было пятеро, чтобы это не задело его самолюбие. Выверни ему карманы, забери кошелек и поищи по всему дому тайники. Но не трать ни гроша из того, что найдешь, а не то он узнает. Даже если пройдет много месяцев! Закопай деньги так, чтобы никто не видел — никто на свете! Там, где никто никогда их не найдет. Сбереги их для будущего побега. Если родится третий, уже не сбежишь. Главное, чтобы Гарри ни на секунду не заподозрил, что незнакомцы пытались тебя спасти.
Девушка кивнула: поразительно, как быстро они поняли друг друга.
Я побежал обратно в лес и замедлил шаг, лишь когда очутился под сенью деревьев. Чуть позже я ощутил, как Лили коснулась моего плеча, давая понять, что вернулась.
Я был в крайнем смятении и терзался вопросом, почему так вышло, что в своем бессердечии она совершила больше добра, чем я, несмотря на все мои попытки выразить сострадание.
Дрэксем
28 ноября
— Что случилось? — спросил я Лили в полдень.
— Червь, — шепнула она.
Она почти не притрагивалась к еде. Сначала я подумал, что это наши странствия отбили у нее аппетит. Истощение тоже сыграло свою роль, ведь с самого утра мы шли пешком: Лили загнала и вторую лошадь, которая тоже охромела. В полдень Лили с тоской смотрела, как я ел. У нее затряслась рука, едва она попыталась поднести к губам хлеб, который я сохранил со вчерашнего дня. Глаза наполнились слезами, и Лили швырнула кусок на землю.
— Вы так и не выздоровели? — спросил я.
Она вымученно улыбнулась.
— Вы думали, что уничтожили болезнь вместе с моим имуществом? Жаль, но это не так. — Лили устрашающе оскалилась. — Она сжирает меня заживо.
— Мы недалеко от границы. Я собирался обойти Дрэксем стороной, а затем пробраться в Шотландию. Но я вижу, что ошибался. Дрэксем — большой город. И врачи там, наверное, получше, чем тот, что был у вас в Таркенвилле.
— Врачи… — Ее лицо странно просветлело. Неужели надежда? — Вы правы, Виктор. Меня осматривал лишь один, и кто поручится за его способности? Дрэксем и впрямь большой город. Там много врачей, — свет снова померк, — но у меня нет денег, чтобы им заплатить.
— Вы могли бы рассчитаться заколкой. Если она очень дорогая, оторвите хотя бы камешек.
Своей тонкой рукой Лили накрыла заколку — последнюю память о свадьбе. Она взглянула на меня с ненавистью:
— Вы дорожите бусами своей шлюхи. Отдайте их мне, и я расплачусь — они ведь такие ценные на вид.
У нее на языке вертелись и другие колкости, но она не произнесла их. Под конец Лили затрясла головой, схватилась руками за живот и поморщилась.
В сумерках на горизонте замаячил Дрэксем, а ночью мы вошли в город. Мы держались поближе к окраинам, чтобы легче было уйти от погони. Бедные районы, осевшие здания, узкие переулки. Повсюду мусор — от гниющих отбросов до сломанной мебели, вроде той, что подобрала для нас Мирабелла.
Из темноты выступили четверо хулиганов в обносках и преградили нам путь.
— Вы нарываетесь на большие неприятности, — сказал я, не желая затевать драку.
— Ты слыхал, Джек? — сказал один из них своему тощему приятелю с пронырливой физиономией. — Этот чертов джентльмен решил нас осчастливить: советует драпать вчетвером от одного.
По знаку Джека они окружили нас.
Лили показала на ближайший ящик:
— Я ужасно устала. Можно мне смотреть сидя?
Ее просьба так удивила бандита, что он рассмеялся и кивнул. Когда Лили села, одеяло из пастушьей хижины — она носила его вместо шали — свалилось у нее с плеча.
— Эдди, глянь, какое белое платьице! — сказал Джек тому, кто был ниже всех их ростом, а затем обратился ко мне: — Я знаю, кто ты. За твою голову обещали награду. — Он ткнул в заколку Лили: — И это не картон.
Я увидел, как его алчность обрела форму намерения.
Все вчетвером набросились на меня.
Парой умелых ударов я откинул двух, но Джеку нравилось драться, а Эдди обладал раздражающим упорством. Они решили, что я играю с ними, и дразнили, дергая за плащ, пока я не развернулся, размахивая кулаками в воздухе.
— Что случилось, Виктор? — подзуживала Лили. — Вы деретесь будто слепой.
Мой следующий удар попал в цель, и она захлопала в ладоши.
Джек запрыгнул на меня сзади и стащил капюшон. Эдди в изумлении попятился.
— Немудрено, что он похищает женщин. — Эдди содрогнулся. — Как подумаешь — мороз по коже. — Ухмыляясь, он сказал Лили: — Мы оказываем вам громадную услугу, мисс.
Он поднял из мусора доску и, взвесив ее в руке, взмахнул ею, словно битой.
— Попробуй ты, Эдди. — Джек сделал глубокий реверанс, а затем отступил к Лили и бесцеремонно обнял ее за плечи.
Эти букашки не понимали, как легко их раздавить.
Эдди махал, тыкал и колол доской. Я двигался с такой же скоростью, отражая его удары. Я отталкивал его раз за разом, но ему улыбнулась удача, и он попал доской мне в ухо. Я шумно выдохнул. Выхватив доску, словно у шалуна, я огрел его кулаком по груди.
Джек был осторожнее и проворнее. Он ловко уворачивался, осыпая меня градом ударов со всех сторон, пока не обнаружил слабину чуть ниже пояса и не принялся бить по этому месту. Каждый удар все больше выводил меня из терпения.
— Виктор, если вы не поторопитесь, они лишат меня девичьей чести, — Лили притворно зевнула.
Эдди присоединился к атаке, но пожаловался:
— Ну и дылда! Стоит перед тобой этакая громадина — даже головы не видать.
— Но вы все равно меня перехитрили. — Я заскрипел зубами, готовясь дать сдачи, и театрально схватился за бок. — Теперь неделю буду кровью исходить.
— «Перехитрили»? — жеманно передразнил Джек. — За это вознаграждения не дадут. Ты уже покойник, только еще не знаешь этого.
— Да знает он, — сказала Лили так весело, что я даже обернулся. Эдди снова схватил доску и хватил меня по лицу. Тогда я сбил его с ног, и он без чувств упал в лужу.