— Так какого же они типа? — поинтересовался я.
— Я не видел их всех, — ответил он. — Здесь их как минимум три типа. Сарджент рожден на суше. Один из его родителей был глубоководным, но человеческие гены оказались доминантными. Несмотря на лекарства, истинные глубоководные не смогли произвести в нем полное изменение. Или, возможно, они взялись за него слишком поздно, когда он уже сформировался как человек или когда его тело не могло совершить метаморфозу. По чистой случайности один из побочных эффектов их лекарств, когда они не дают нужного результата, прекращает развитие мозга и замедляет его процессы. Бедняга Сарджент кажется мне классическим экземпляром. Есть еще тот, которого зовут Семплом. Он тоже полукровка, но в его случае доминантными оказались гены глубоководных. Он почти готов приспособиться к жизни под водой, возможно, даже уже приспособился, и в этом случае он является истинной амфибией — земноводным. Кроме того, в машине был один из них, от чьего запаха меня чуть не вывернуло наизнанку. Полагаю, что это — настоящий глубоководный, в жилах которого вообще нет человеческой крови. Этот тип не может очень долго находиться вне моря, — журналист помолчал, потом заговорил снова. — Да, мне кажется, что они здесь организовали структуру, очень схожую с той, что некогда существовала в Америке. В начале 1920-х Иннсмут кишел всеми типами глубоководных. Это был один из их крупнейших опорных пунктов, захолустный и загнивающий городок. Разумеется, вблизи от него находился один из их подводных городов.
— Й'ха-Нтхлеи? — спросил я, уже зная, что моя догадка верна.
Журналист прищурился, глядя на меня:
— Хм... А вы знаете чуть больше, чем я подозревал. Да, Й'ха-Нтхлеи, и их кровь смешивалась с человеческой многие века. Та часть американского побережья, точно так же, как и эта часть английского, всегда была «краем русалок»... Понимаете, о чем я? Как бы то ни было, в 1928 году власти пронюхали о том, что происходит, и вмешались [13] . Они чуть было не сравняли с землей половину побережья, но ни в коей мере не завершили чистку... Не думаю, что правительство действительно понимало, с чем имеет дело...
Когда он закончил говорить, ученый во мне неожиданно взбунтовался:
— Послушайте, — с отчаянием в голосе начал я. — Всего лишь минуту назад вы упоминали о том, что вы не биолог. Ну а я — биолог, морской биолог, и просто не могу заставить себя поверить в то, что от подобного союза может появиться потомство.
— Нет, — покачал он головой. — Это вовсе не так невероятно. Вы сами могли бы жениться на пигмейке и растить шестифутовых сыновей.
— Ну, разумеется, мог бы, — взорвался я. — Но не на чертовой же лягушке!
— Да? — он взглянул вверх, на решетку. — Еще не так давно женщин проверяли на беременность, впрыскивая лягушкам их мочу. Это работает. Вы скажете, что нет никакой связи?
— Я все об этом знаю, — уверил я его. — Если бы у нас было больше времени, я даже мог бы и вам объяснить, но...
— Но, но, но! — воскликнул он. — Здесь и разговора никакого быть не может. Это реальность, слышите меня! Изменившиеся?.. Боже мой, да взгляните только на жизненный цикл обычной лягушки! Что же до того, зачем им понадобились вы... вы же сами уже ответили на этот вопрос.
— Что? Что вы имеете в виду?
— Вы же биолог, верно?
— Морской биолог.
Он кивнул.
— Они набирают для своего дела всех, кто им нужен. Докторов, ученых, биологов — людей... да... человеческих существ. Говорят, каждый человек чего-нибудь да стоит. Глубоководные знают это.
— Я все еще не понимаю вас.
— Разве?.. Вы должны знать, что такое клон.
— Клон? Ну, конечно же, я знаю, что такое... — Я резко остановился. — На что вы намекаете?
— Полагаю, они почти готовы начать клонирование глубоководных!
— Что?
— У меня есть доказательства, говорю вам! И еще кое-что: из всех экспериментов по клонированию, проведенных до сих пор, какой, как вы думаете, был наиболее результативным? Какое существо легче всего клонировать?
Волосы у меня на голове встали дыбом, и я неудержимо задрожал:
— Амфибию! — ответил я шепотом.
— Да! — согласился он. — Чертовы лягушки! Они добиваются подводного мира, полного глубоководных — каждый водоем на Земле, кишащий ими. А когда их станет слишком много для того, чтобы мы не могли с ними справиться...
— Тогда?
Он завернулся в одеяло, накинув его себе на плечи:
— Нас сгонят в стадо, как скот... Тогда они смогут сконцентрироваться на своей главной цели.
— То есть?
— Освобождение Ктулху, разумеется. Выпустить этого монстра на свободу!
— Но Ктулху — мифическое существо! — возразил я. — Это бог из их верований? Но, как они говорят, он милостив, и...
— Милостив? — репортер поперхнулся этим словом. — Боже мой! Да вы понимаете, что говорите? Ктулху не только реален, он в ответе за половину безумия в этом чокнутом мире! Те сны, которые он насылает на вас из Р'льеха, не простые сны, а кошмары! Жуткие видения, которые обольщают людей и сводят их с ума!
На миг сила его веры передалась и мне, увлекла меня на край пропасти полного безумия. Но все-таки что-то во мне, какой-то демон противоречия, отказывалось позволить окончательно поверить в истинность его утверждений.
— Нет, — возразил я. — Я просто не могу в это поверить. Все остальное я допускаю, но Ктулху...
— Послушайте, упрямец, — остановил он меня. — Я знаю, что он реален. Боже, если бы вы прочитали «Повесть Йохансена», а я ее прочел, тогда и вы тоже знали бы это!
— "Повесть Йохансена?" — переспросил я. — Никогда о ней не слышал.
— Нет, — Белтон внезапно успокоился. — Я не думаю, что это что-то меняет, — он покачал головой. — Если бы вы прочитали ее, то, вероятно, назвали бы вымыслом. Но, в любом случае, позвольте мне рассказать вам об этом... В 1925 году дно Тихого океана выпятилось и вытолкнуло Р'льех на поверхность. Йохансен оказался единственным выжившим с корабля, причалившего к этому ужасному острову. Кошмарное место, где монолиты пересекались под сумасшедшими углами, покрытые чудовищными резными орнаментами. История Йохансена — рассказ, после которого он прожил совсем недолго, куда более ужасна, чем все то, что я до сих пор вам рассказывал. Но он видел Ктулху, и его волосы поседели в тот самый миг!
— Что именно он видел?
Прежде чем репортер успел ответить, я попытался дать передышку ногам, переменив позу, и стул подо мной закачался. Я крепко вцепился в решетку, чтобы удержать равновесие, и почувствовал, как металлическая пластина подалась под моим весом. В следующий же миг мне удалось обрести устойчивость.