Андрей умылся, сонно созерцая свою все еще глуповато-довольную физиономию. Он заметил, что на груди у него вырисовывается граница между потемневшей на солнце и белой зимней кожей.
«Хламиду типа шорт надо присмотреть для праздника… Чтоб через костер сподручнее было скакать. И за русалками по кустам бегать», – блаженно подумал он.
Проснулся Андрей рано, разбуженный озабоченными визгами соседей – семейства стрижей. Они приветствовали его резким «чик!», видя в комнате, а если стрижи заставали его в кухне за стряпней или завтраком, то пролетали еще раз и еще раз ревниво чирикали.
«Любопытные же!» – умилялся Андрей.
В начале десятого уже было довольно жарко. Он закрыл окна наглухо, чтобы сохранить ночную прохладу.
На автобус он успел как раз, вскочил в задние двери.
Коттеджный поселок, заросший зеленью, невинно-деревенский, с ковром одуванчиков в разных стадиях развития, ничем не напомнил ему то место, где он пару месяцев назад выслеживал Анну.
Андрей пошел по берегу речушки, оглядывая заросли, – нет ли сливных патрубков, канализации…
«Не через унитаз же они в речку пронырнули? – недоумевал он. – Великоваты…»
Берега были опушены ивняком, за которым, уже совсем в воде, торчали камыши. Из зарослей доносилось вкрадчивое лягушачье гуление – не все пучеглазые отметали икру. Высоко в бледной голубизне кто-то невидимый жужжал любовную песнь. Благодать…
«Ничего я здесь не нарою», – подумал Андрей, но не слишком огорчился, признавшись самому себе, что просто гуляет.
– Гражданин, а вы что здесь выглядываете?
Андрей остановился, будто споткнулся. Заглядевшись на зеленые, не запылившиеся кустики, он не заметил, как перед ним вырос пузатый, широколицый, обильно истекающий потом милиционер в летней форме и при капитанских погонах.
– Я… я здесь…
– Не улавливаю?
Поодаль, за спиной пузатого, суетились еще несколько человек в голубом, дальше стояла патрульная машина и еще дальше – «газель» скорой помощи. Здесь явно что-то произошло, и отнюдь не карманная кража.
«Господи, во погулял так погулял! Хотя… Это ж материал! Где мое удостовереньице-то?»
– Я… сейчас…
Капитан дернулся на суетливое движение Андрея, искавшего краснокожую книжечку в заднем кармане джинсов.
– Я журналист, вот…
Капитан недоверчиво и хмуро поглядел в удостоверение.
– «Крестьянская газета»?
– Там написано.
– На заборе тоже написано…
Андрей уже освоился, и пузатый капитан в фуражке с задранной на фашистский манер тульей начал его раздражать.
– Чего там? – крикнул кто-то от машины.
– Да журналист какой-то…
«Я не «какой-то», я очень хороший журналист», – хотел было сказать Андрей, но промолчал – в вопрошавшем он узнал Загашникова.
– Это я, товарищ майор.
Андрей ловко вынул из рук зазевавшегося капитана удостоверение и быстро пошел к машине.
– Уже разузнали? И как это вы…
– Ничего я не разузнал… здрасте. Я здесь… по совсем другим делам. А что произошло?
– Здрасте-здрасте… А произошло здесь, по-видимому, небольшое убийство.
Загашников наконец посмотрел ему в глаза.
«Ого! Вот это влип!»
– Довольны?
– Не сказать… И что – правда… убийство?
– Да уж… Вряд ли это несчастный случай. Смотреть не советую.
– Но предварительную информацию дадите? Для главного редактора?
Андрей демонстративно приготовился записывать в блокнот. Загашников также демонстративно вздохнул:
– Женщина средних лет, обнаружена сегодня утром местным жителем. Документов нет, из одежды – купальник и сарафан. Многочисленные рваные раны…
– К-как? – едва выдавил из себя Андрей.
– Так! – почти крикнул Загашников. – Умерла несколько часов назад. Больше ничего сообщить не могу – сам не знаю.
«Похоже, так и есть».
Краем глаза Андрей увидел, как от машины скорой помощи идут двое мужчин-санитаров с носилками.
«Сейчас они ее… будут уносить? Мне пора!»
К величайшему облегчению Андрея, майор рявкнул: «Все! До свидания, товарищ корреспондент!» Тут уж ничего не оставалось делать, как повернуться и поскорее, почти бегом преодолевая невысокий склон, ринуться вон из поселка.
Взбежав на гребень берега, он все-таки заставил себя оглянуться. Санитары несли носилки, покрытые простыней, из-под которой вывалилась рука. Крови на ней не было, только зеленоватые разводы тины.
Чуть оправился от шока Андрей, уже мотаясь на задней площадке рейсового автобуса.
«Началось! – подумал он оцепенело. – Началось…»
Бороде звонить не стал, решил не портить «домашнюю работу».
«А почему я вдруг решил, что «началось»? Может, утопленница самоубийца? Ну да, а раны?… Да в этой речке разве что воробей утонет».
Решив не морочить себе голову до завтра, Андрей пошел на местный рынок за шортами.
«Во жизнь – где-то сейчас эту женщину ищут, беспокоятся, а ее уже, поди, Мария Алексеевна в своем миленьком домике приветила, помыла… А я штанишки для похода на маскарад выбираю».
– Так ты думаешь, сынок…
– Да, Михал Юрич. А что, вы по-другому думаете, да?
Главный был хмур, Валя огорчена и испугана.
– Звоните своим людям… Пусть дают адекватную информацию. А то опять какое-нибудь массовое помешательство начнется.
– Да, Михал Юрич, – чуть судорожно вздохнула Валя. – Я-то смутно эти события припоминаю, но все-таки… Меня мама во двор не пускала, а я не понимала почему, капризничала – вот это я хорошо помню. Надо людей если не успокоить, то хотя бы проинформировать.
– М-да. Ладно.
Главный, озадаченный и угрюмый, ушел звонить в органы. Андрей с Валей услышали, что он плотно прикрыл за собой дверь, это случалось нечасто.
Чтобы занять с пользой время, Андрей просмотрел электронную почту и был обрадован пришедшим почему-то из Марсельского института ихтиологии ответом.
– Валь, отвлекись от грустных мыслей.
– Да?
– Рыбешку-то мы правильно определили. Действительно, пиранья, один из двадцати двух известных видов. Они нас утешают, что даже если аквариумные рыбки попадут в наши водоемы, то при наших русских морозах в минус восемнадцать градусов размножаться не смогут и погибнут осенью.
– Хорошее утешение, – вздохнула Валя, возвращаясь к работе. – Хотя при наших теперешних зимах…