– А, да… Я выйду сейчас.
Коммунистка в дом его приглашать не стала, да он и не просился – в плечах тесновато будет.
– …На остатки пострадавшей машинки взглянуть не дадите? – спросил Андрей у соседки Марии Федоровны, выслушав рассказ о возмутительном вторжении.
– А вам это зачем? – ревниво и подозрительно осведомилась соседка.
– Для документальности. У вас какие-нибудь предположения есть – зачем она этим парням понадобилась?
– Дурью маются, вот что.
Но Андрея в сарайчик, ставший хосписом для смертельно раненного «Зингера», все-таки отвела – под присмотром бабы Мани и собственного сына, мужичка неопределенного возраста и определенно хронически пьяного.
Во тьме сарая Андрей напряг зрение, нашел на бедре машинки номерок – он начинался с семерки! Его не тронули, значит, не он, как таковой, интересовал тех деляг. Рядом с ним красовался шрам, видимо от напильника. Не случайная царапина, а целенаправленно сделанный пропил.
«Нет, тут что-то явно с металлом связано – это ж явно пробу отбирали!.. А колесо увели, чтобы агрегат стал бесполезен и его отправили прямиком на местную свалку! Точно… Там бы его и подобрали. А то тащи ночь-полночь такое!.. Умно придумано, но тут, похоже, они сами себя перехитрили».
– Ну и чего ты там высмотрел? – пытаясь удержать похмельно-непослушные глаза, осведомился хозяйкин сынок, околачивавшийся поблизости.
– Ну, кое-что, – пожал плечами Андрей.
– Сам не возьмешь? – блудливо улыбаясь, тихо предложил мужичонка. – За три тысячи отдам.
– Ишь ты, отдавальщик! – возникла откуда-то соседка. – Не тебе оставляли, не тебе и продавать! И вообще…
Она повернулась к Андрею.
«Сейчас заодно и мне влетит!»
– Ступайте отсюда! Нечего тут… Продам кому хочу! Моя вещь!
– Это точно, – охотно улыбнулся Андрей. – Ну, спасибо за любезный прием… Всем успеха!
Отряхивая руки, вышел со двора. Вслед понеслись звуки разгорающегося семейного скандала. Баба Маня ждала его у своей калитки.
– Ну, выяснили чего?
– Да почти ничего. Что-то эти ребята в машинках ищут, а что – непонятно.
– Эти «Зингеры» когда-то в приданое давали. Как старшая дочка замуж выходила – ей швейную машинку покупали.
– А младшей? – общей эрудиции ради поинтересовался Андрей.
– Как получится. Дорогая вещь была. Для города швейная машинка – как корова для деревни.
– Хорошая ассоциация… А больше ни к кому не забирались здесь?
– Да вроде нет.
«Так, пора! Солнце активизируется».
– Вот вам, Марья Федоровна, моя визитка. Если будет что-то особенное – не обязательно с этим случаем связанное, – звоните, приходите. Мы активным людям всегда рады.
Солнце карабкалось в зенит решительно и поспешно, как божья коровка вверх по травинке. В салоне простоявшей час на припеке машины было как в домне.
«Прогулялся в рабочее время, взбудоражил местное население… А что в сухом остатке?»
– Как успехи, герой? – повернулся к нему потный главред.
– Мм… – отвел глаза Андрей.
– Понятно.
– Эх, Никитича бы спросить, а? Тут что-то действительно с железяками связано…
– А ты это установил? Как?
Борода поднял на лоб очки.
– Там явно забирали пробу металла. Я было подумал – может, клад в одной из этих машинок ка кой-то был… Но за столько лет!.. Их перевозили, передавали по наследству, ремонтировали, чистили, наверное, как-то – так что вряд ли… Нет. Скорее металл.
– А, это уже теплее…
– Ой, про «теплее» не надо! – рядом с комнатой главного остановилась Валя, с сумкой и в темных очках. – Телефон послушаешь, Андрюш? Я обедаю.
– Да, ступай. Я посижу подумаю.
«Так, ветеранов мы либо потеряли, либо они информативно несостоятельны… Надо поработать с молодежью!»
– Да, дядь Андрей, – ответил после нескольких сигналов Сережа Павлючок.
Плотным фоном звучали детские голоса.
– Ты как? Плавишься?
– Да нет… Мы на речке, тут ничего…
– Смотри, чтоб конь не унес.
Павлючок хмыкнул.
– Я его сам, пожалуй… А чего вы хотели?
– Ты ко мне вечерком не заскочишь? Дело есть на миллион долларов.
– Приду, ладно, – важно растягивая слова, согласился Павлючок.
«Главное – быть кому-то нужным!» – произнес про себя Андрей.
Хотя не терпел этого лозунга. Отец называл его «коммунякским».
Тут его ленно блуждавший по комнате взгляд остановился на листочке, прижатом пресс-папье, вероятно ровесником самой газеты. Листок, располагавшийся в центре его стола, был исписан Валиным почерком. Внизу маркером выделены слова: «Андрюша, будет время – разберись!»
Андрей вчитался в торопливые строчки.
– Шеф, а что это мне Валя про какую-то соль написала? – решил уточнить у Бороды. – Вы в курсе?
Глав-вред бросил читать какую-то распечатку и повернулся к нему.
– А, да, это один неравнодушный член общества звонил… Зима-то вялая была, считай, месяц только, и ту техническую соль, что для коммунальных служб готовили, они так и не забрали. Так и лежит она около товарной пристани. Теперь вот-вот, с летними дождями, начнет в реку ползти… Вернее, уже ползет.
– Ага! – возрадовался Андрей. – Может, из-за этого и конь гуляет? Присолили родимого!
– А, да! – почему-то обрадовался Борода. – Ты, как я погляжу, не теряешь остроты ума.
«Да мне вроде до маразма еще далеко», – чуть зло подумал Андрей, но любимому шефу дерзить не стал.
– Тогда мне Костьку надо, с техникой, и машину на завтра.
– Бери что хочешь, – пробурчал главред, отворачиваясь назад к столу.
Павлючок пришел, как обещал, около восьми вечера. Андрей специально приоткрыл дверь и услышал ее скрип, когда Павлючок, широко улыбаясь, уже проник в прихожую. Он был в шортах цвета хаки, загорелый уже до черна.
– Заходи, мишка шоколадный. Будь как дома.
– Только я недолго… Мамка к восьми на дежурство уходит.
– Да, понятно. Серега, ты, может, слыхал – какие-то крутые ребята по городу шастают да на старые швейный машинки охотятся. Нет?
– Как не слыхать! Они и у нас были. Вежливые все такие, для музеев, говорят, собираем. Только им никто не поверил. Темнят, точно.
– А народ какие версии на этот счет выдвигал? Поделишься?
– Ну, – Павлючок наморщил шишкастый лоб, – говорили, что номерок жестяной на одной машине – это ключ ко вкладу в каком-то крутом банке типа швейцарского. Ну, типа кода доступа. Но на это только глупые повестись могут. Это ж лажа полная – какой код, если они чисто дореволюционные?