– Она вам не звонила? – не смог удержаться Андрей.
– Как уезжала – звонила. Больше – нет… Ты приходи завтра утром. А то я с понедельника в отпуске, уеду ненадолго. Сможешь?
– Да куда ж я денусь!..
Из дверей Ксень-Петровниной квартиры на Андрея пахнуло теплым запахом свежей выпечки.
«Меня ждала! – чуть согрелась душа Андрея. – Хоть кто-то меня ждет, кроме ненасытного упыря глав-вреда!»
– Как я всегда здорово подгадываю, Ксения Петровна, – прямо к тому времени, как вы пирожки из печки высаживаете, – улыбнулся Андрей, вместо приветствия.
– Ну и хорошо, ты же здесь один, без семьи. Я сейчас дело закончу… Ты в комнату пройди пока.
Мельком глянув в сторону кухни, Андрей заметил, что у Ксении Петровны гостья – такого же примерно возраста, худенькая, темноволосая женщина. Гостья начала поспешно собирать с кухонного столика разнокалиберные фотографии. Несколько минут слышались невнятно бубнящие голоса, потом шаги к двери.
Ксения Петровна заперла за гостьей дверь, заглянула в комнату, махнула рукой – пойдем. В кухне сразу выключила пышущую жаром плиту.
– Что – тоже страждущая? – спросил Андрей, садясь на табуретку.
– Да, в какой-то степени, – не очень охотно ответила Ксения Петровна.
– Вы ей помогли, если не секрет?
– И не подумала даже. Если б и могла, не стала бы.
– А чего хотела? Мне просто для жизненного опыта. Расскажите.
– Ну, там такое дело… У нее двадцатилетний сын, вполне хороший мальчик, сбежал из дома, насколько я поняла, из-за ее бесконечных придирок. Не просто куда-то – к своей девочке, с которой встречался. Родители приняли его в семью. Сейчас молодые решили пожениться официально. А мамаша прибежала ко мне и, поскольку сын отказался возвращаться домой, просила отвадить его от той девочки – ну, от невесты. От жены, можно сказать.
– И вы что?
– А я что? Сказала, что я не цыганка, чтобы кого-то отвораживать-привораживать, и ворожить вообще большой грех. А потом я у нее спросила: как бы она себя чувствовала на месте этой девочки? Если бы молодой человек пожил так, полгодика, ради своего удобства, а потом бы бросил ее и вернулся домой? Дочке своей, если б у нее была, она бы такого пожелала?
– А она?
– Говорит: «Эта девка слова доброго не стоит!»
– Правда?
– Неправда. Девочка хорошая, скромная, я ей об этом сказала. И еще я ей сказала… Ты на свой счет этого не принимай, ладно?
– А что? – вдруг, сам того не ожидая, засмущался Андрей.
– Просто я сказала, что почти все мужики как коты: где им хорошо, там и живут. И если у тех людей ее сыну лучше, это их заслуга, и туда, где ему хуже, он добровольно не вернется – ворожи не ворожи.
– Чего обижаться, – хохотнул Андрей, – что правда, то правда. Все мы такие. Где пирожки, там и мужички.
Ксения Петровна улыбнулась:
– Пирожки сейчас выну. Будешь есть, сколько захочешь.
– Ага… А та дама чего?
– Оскорбилась. Сказала, что не ожидала такого от приличной женщины и матери.
– А вы?
– А что я – молчать должна? У меня сын ненамного моложе. Я ответила, что от хороших матерей дети не убегают.
– К ним даже другие прибегают.
Ясновидица опять улыбнулась. Вытащила из духовки противень с пирожками, ловко скинула их на блюдо и, покрыв старомодным вафельным полотенцем, отставила на подоконник. Села напротив, взглянула на Андрея с готовностью слушать. Он не замедлил обрушить на нее бурный поток отчаяния:
– Где она, Ксюша Петровна, а? Скажите мне! Я страдаю! Мне выть хочется – у-у!
– Вот уж не надо… Она мне звонила. Сказала, будет работать с детками в летнем лагере, воспитателем и тренером по легкой атлетике. Для проверки… результатов.
– А почему она со мной не увиделась? Не захотела, да? Противен я ей, что ли?
– Ну, совсем и нет. Она же не уверена… что все случилось… что все закончилось благополучно. Боялась тебе навредить. Только поэтому.
– Я не верю. Она просто не хочет меня видеть.
Андрей слышал, что говорит голосом капризного, обиженного мальчика, но сделать ничего не мог.
– Анечка… она к тебе очень хорошо относится.
– Правда?
– Правда.
– Но мне этого мало!
– Я понимаю, но многого от нее сейчас требовать нельзя. Ты же лучше других знаешь, что она пережила. Другие бы и не поверили…
– А почему, почему она не может пережить этот период со мной? Я же ей помог, не другие!
Андрей подпер щеку рукой и, пригорюнившись, уперся взглядом в буфет образца семидесятых годов прошлого века.
– Так ты от чего страдаешь – от того, что Аню любишь, или от того, что она не рыдает у тебя на груди от благодарности?
Ксения Петровна ехидно прищурилась, склонила голову к плечу – как она делала, когда старалась что-то выловить из общевселенского потока информации.
– Я от всего страдаю, совокупно. Пусть бы она не рыдала от благодарности, но вот у меня на груди – это было бы очень желательно. Подскажите, как ее найти, а?
Ксюша Петровна поставила тарелочку с пирожками перед Андреем и встала, чтобы поставить чайник.
– Не беспокой ее пока, Андрюша. Не время пока для вашей… новой встречи. Пусть все забудется, померкнет. Зачем вам с ней плохое в новую жизнь тащить? Это неразумно.
Андрей вздохнул:
– Я знаю, что неразумно. Но мне от этого не легче. Вдруг она там кого-нибудь встретит?
– Пирожки кушай. Только осторожно, начинка горячая. Не встретит она никого, не переживай.
– Откуда вы знаете? Дар предвидения вернулся?
«А если он и к Анне вернется – ее антидар?» – внутренне ужаснулся Андрей, но почему-то промолчал.
– Никакие это не «дары», – чуть раздраженно ответила Ксения Петровна. – Просто мы много говорили, она со мной делилась… Я ведь тоже молодая была, ребят отсматривала. Знаю.
– Что? – насторожился Андрей, вынимая надкусанный пирожок изо рта.
– Что все у вас будет хорошо. Я это как женщина чувствую. Она тебя выбрала.
– Да?
– Да. – Ксюша Петровна улыбнулась как-то даже торжествующе. – Это мужики думают, что они нас выбирают. На самом деле все наоборот. Если на тебя девчонка глаз положила, тебе не отвертеться.
– Тогда ладно. Тогда пусть, – обреченно произнес Андрей и заработал челюстями.
– Ты, Андрюша, действительно не ищи Аню, – провожая его, повторила Ксения Петровна. – Это для ваших отношений… не полезно.