— Это и в вашем неплохо было бы, судя по состоянию нервной системы.
Света не стала отвечать, хотя ей очень хотелось упрекнуть эту бессердечную жадину, что это именно она довела Свету до такого плачевного состояния.
Чернова налила кипяток в специальную кружку для заваривания трав, и по комнате разнесся нежный запах летнего луга.
«Может, действительно мне это тоже попить?.. Не она, а я из себя вышла, вот ведь как она меня опять подловила… Нервы у меня действительно никуда».
Но Света сразу же забыла, как называлась эта трава, а переспрашивать было бы равнозначно подтверждению, что у нее климакс и нервы сдают. Хотя Света буквально сама ей все это и выложила…
«Какая же я дура, — думала Света, бродя по русскому Интернету в поисках материала по истории для Ксюшки, — любишь человека, обожаешь, холишь-лелеешь, стараешься для него, а он готов сбежать из-за двух лишних долларов… Только деньги всем и нужны… Любовь вот — никому! Все без сердца, без души…»
День так и закончился в тягостном молчании. Когда ушли Чернова с Дебрановой, Света позвонила на работу мужу и попросила ее забрать возможно скорее. Толька что-то заныл насчет того, что ему надо еще повозиться с машиной, но она прикрикнула на него, и он, поскольку у них только начался очередной медовый месяц, особенно не возражал и сказал, что сейчас приедет. Буквально через полчаса.
И тут Света вспомнила, что хотела распечатать черновскую отписку, и включила ее компьютер.
«Господи, да как же он называется! Она же мне специально сказала… Издевалась, что ли?»
Файл пришлось искать по дате исполнения, и тут же Света вспомнила, что файл называется «фигня-2».
«А «фигня-1» — это, что ли, первая объяснительная? Вишь, названия выбрала, мол, мне это все по фигу… Острячка!»
На первой странице объяснительной была надпись красными буквами «Не забудьте выключить телевизор!», причем эта надпись мигала, чего Света в текстовых файлах никогда не видела.
«Как она это сделала?» — подумала Света, слушая, как выплевывает листы принтер.
Ей не терпелось прочесть, что же насочиняла эта бездушная эгоистка, но тут зазвонил внутренний телефон. Наверняка это был Евсеев.
Света быстро прокричала в трубку, что сейчас спустится, хотя у нее еще была куча дел. Ей хотелось найти коробку с той травой, против климакса, которая должна быть где-то здесь, у Черновой в столе.
Света стала второпях дергать все ящики черновского стола. Внутренний телефон затрезвонил опять. Евсеев, которого она вытянула из-под любимого «ауди», наверное, там, внизу, рвал и метал.
Коробку с какой-то травой она нашла, но так и не смогла вспомнить, то ли это название, и тут ее внимание привлекла оранжевая дискета в футляре, лежавшая во втором ящике стола. У Светы внутри что-то екнуло, как будто зажглась лампочка, хоть как-то осветившая мрак ее существования.
«А что это она там держит?» — подумала она, беря футляр в руки.
«Вряд ли она держит у всех на виду что-нибудь важное», — с сомнением произнес тот голосок… Но все-таки…
«А вдруг она специально это подстроила, чтобы выставить тебя дурой?» — предположил голосок.
Внутренний телефон начал надрываться опять.
«Если телефон звонит, значит, Толька еще здесь», — соображала Света, лихорадочно просматривая дискетные файлы.
Среди них были рассказики, которые Чернова сама показывала Свете, какие-то переводы, словом, бесполезная дребедень, которая вряд ли могла способствовать уничтожению этой эрудитки. Но нашла Света и кое-что занятное — какой-то английский текст с рисунками и чертежами.
«Не то ли это, что мне нужно?!» — затрепетала Света, посылая файл на печать.
Телефон начал надсаживаться в четвертый раз. Света выдернула дискету, не выходя из программы, просто отключила компьютер и сняла трубку. Толька действительно был в ярости.
— Да сколько же тебя, твою мать, дожидаться можно!
— Да иду, иду! Что же мне — в туалет сходить нельзя?!
— А до дому ты свое дерьмо донести не могла?! Спускайся быстро, а то уеду!
Света скоренько запечатала дверь и понеслась к лифту. В сумочке она уносила наспех запихнутые листки и оранжевую дискету, которая, как ей казалось, несла надежду на реванш и отмщение ее поруганной и растоптанной любви.
Дома, наспех сделав все дела и отправив детей и, мужа спать, Света заперлась в ванной и, пустив воду, стала читать объяснительную Черновой. Дела оказались еще хуже, чем это казалось Свете сначала.
Эта графоманка подробно описала, что Света — патологический лодырь и давным-давно не занимается языком, так как спихнула на ее плечи все, связанное с английским. Поэтому-де Света не может судить об ее, Черновой, профессиональном уровне. «Наша фирма говорит с зарубежными странами на моем английском, и коль скоро этот диалог успешно продолжается уже несколько лет, вряд ли есть основания предположить, что он плох».
«Ишь ты, как загнула!!» — вякнул голосок. Но Чернова не ограничилась и этим — она начала развивать мысль о том, что все эти Светины докладные — не что иное, как бурно развивающееся психическое помешательство, связанное с наступившим климаксом и гормонотерапией, прописанной ей в связи с целой кучей опасных заболеваний…
Света, сидя на краешке ванны, с ужасом читала подробный анализ своей наследственности с описанием кидающейся в грязный пруд тетки, страдающей клаустрофобией кузины и регулярно совершающего прогулы по причине жуткого перепития любимого братика…
Чернова, обращаясь к Пеструху, задала риторический вопрос: «Сколько раз человека можно стукнуть по голове, чтобы это не отразилось на его психическом здоровье?»… Что, если Пеструх спросит, что она имела в виду? Рассказать ему о том, что из-за мужниных побоев у нее три раза было сотрясение мозга? И по Светиной больной печени Чернова тоже прошлась, вопрошая, можно ли ожидать психической адекватности от человека, у которого практически не работает орган, отвечающий за нейтрализацию ядов. Все вспомнила, всю свою долбаную эрудицию употребила, чтобы выставить Свету ни на что не годной развалиной, да еще с серьезными отклонениями в психике…
Самое ужасное было припасено в конце. В качестве основного доказательства ее сумасшествия Чернова рассказала о том, как Света жаловалась ей, что Луценко украла из Светиного конверта с деньгами триста баксов. Конечно, Пеструх не поверит, что Анна Павловна воровка, и вся надежда была на то, что он просто не поверит и самой Черновой, что такая история была вообще.
«А почему бы ему и не поверить Нинке? Она непьющая», — пискнул голосок.
«Если Чебурашка не поверит тому, что я наговорила об Анне Павловне, то наверняка скажет об этом самой Луценко. А она-то вспомнит и скажет, что я действительно оставляла конверт в ее сейфе и что я пересчитывала деньги, когда забирала, и получится, что я оклеветала Анну Павловну… Так что лучше было бы, если б он поверил, что Анна Павловна все-таки эти деньги украла, и не стал бы ей об этом говорить, но он в это не поверит и все-таки спросит, и тогда Луценко…»