Ехали они недолго, но Маша, пригревшись, задремала и очнулась оттого, что машина завернула и остановилась. Сын открыл ей дверцу. Они были в темном дворе-колодце, внутри уходившего в высоту многоквартирного дома.
– Это здесь ты живешь? – так, чтобы голос подать, спросила Маша.
– Да, мама, мы здесь живем.
Потом они долго поднимались в лифте, и тут Маша при ярком голубом свете наконец разглядела сына.
– Ох, Володечка! А что ж ты старый-то такой! – всплеснула она руками.
«Вот, вот довела его… «эта»!» Володя поморщился:
– Мам, ты меня просто давно не видела. А мне уж полгода как сорок исполнилось. Не помнишь разве?
– Ох, ох! – замахала руками Маша. – Прости, сынок, за Христа ради! Прости меня, дуру старую!
И смотрела на сына – не могла насмотреться Маша. Но кабина, тряхнув, остановилась. Вот Маша и приехала. К невестке. В неволю.
«Я к сыну приехала! – сама себя одернула Маша. – Я в своем праве. Я ей свекровь!»
Пока, почему-то очень медленно, отворялась тяжелая металлическая дверь, Маша уже успела обидеться на невестку на неласковый прием. А невестка, отступая в глубь ярко освещенной прихожей, оказалась щуплой черноволосой дамочкой в брюках и свитере крупной вязки.
– Вот, познакомься, мама, это моя жена Зоя.
Маша, забыв сразу, что она в своем праве, будто пьяная стала лепетать какие-то слова, которых сама не понимала, а Зоя, покачивая головой, слушала.
– А внучечка-то, внучечка-то моя где? – спохватилась Маша. – Что ж вы ее от меня прячете-то?
– Она на экскурсии с классом, – пояснила невестка просто. – Каникулы же… Послезавтра приедет, тогда и познакомитесь.
«Ох, так она уже в школе учится!» – еще раз ужаснулась Маша временно´му провалу в своей жизни.
Сыну за сорок, внучка учится, ездит куда-то без родителей!..
– Вы как хотите, Мария Степановна, поужинать или помыться сначала?
«Думает – я грязная, с улицы пришла?» – снова обиделась Маша.
Но к обидам придется привыкать… Не у себя дома теперь – в бесправных, нищих приживалках.
– Помыться, – обреченно выдохнула она.
– Я вам там все приготовила, – с готовностью сообщила Зоя, открывая дверь в ванную. – Сами справитесь или вам помочь?
– Да сама, сама! – засепетила Маша, чувствуя, что ее лицо расплывается в жалкую улыбку. – Уж мне-то чего помогать!.. Всю жизнь сама да сама…
Потом Маша, почти не открывая слипающихся глаз, пила чай с сыном на кухне.
– Мы тебе комнату приготовили, – сказал Володя, подливая ей в чашку. – Отдельную. Будешь там полная хозяйка.
«Хозяйка»!
– Ой, сыночка! – вдруг заплакала в голос Маша. – Ой, что ж я наделала-то! Ох же я дура старая!..
– Мам, ты тише! Не надо, все в прошлом, все устроится… – Володя гладил ее по руке, привстав, поцеловал в голову. – Все устроится. Не надо плакать, не надо… Тише. Зоя уже спит. И тебе ложиться надо. Поздно уж.
«Вот, теперь все будет как ей надо. Вот до чего я дожила… Но хоть в тепле… На вокзале, поди, теперь совсем холодно», – думала Маша, болезненными толчками погружаясь в сон.
Вот так оказалась Маша в семье старшего сына. Еще несколько дней она привыкала – нет, даже не к этой новой жизни, а к самому Володе. Взрослый мужчина. Столько лет Маша его не видела – подумать страшно.
Жили они в трехкомнатной квартире. Володя сказал, что это им сильно повезло: соседи по лестничной клетке уезжали на пээмже в Израиль, вот Зое удалось не задорого прикупить у них квартиру побольше. Невестка Машина уже с баулами по заграницам не моталась – вернулась на работу в городской администрации, а еще имела собственную контору, записанную на Володю. Там они чем-то торговали оптом, посредничали. Неплохо они устроились, да.
Маша сразу поняла, зачем это Зойка ее с улицы притащила – за дочкой смотреть, по хозяйству хлопотать и богатую квартиру в их с Володей отсутствие охранять. Заместо домработницы и собаки одновременно. Но что делать. Видно, судьба у Маши такая. Теперь они с сыном у невестки в приживалах, Володя в ее квартире живет и Машу сюда привез – а больше некуда. И Машина теперь забота – стараться защитить Володю от невестки, если та будет на сыночку слишком давить. Вот такая была теперь у Маши жизненная цель. Правда, сын с невесткой уезжали рано, когда Маша еще спала, приезжали поздно вечером, даже ужинали дома редко, и у Маши не было особенно много поводов ринуться на защиту Володи. Но время покажет, покажет…
А внучка Маше очень понравилась. Похожая на маленького Володю до оторопи, только не с его голубыми, а с темными, материными глазами, такая живая, умненькая. Вся в отца. И так она к Маше привязалась, так бабушку полюбила! Не худший расклад в этой судорожной, неустроенной российской жизни. И ведь правда – Володина дочка-то… Зря Маша на Зойку столько лет бочку катила. От него Зойка родила, не байстрючиху нагулянную навязала, как Маша думала. Да, поучила ее жизнь, больно поучила…
Когда сын с невесткой отправлялись работать, а Маша провожала Ирочку в школу, можно было немного посидеть перед телевизором или на скамеечке у подъезда. Свободы, вольного воздуха, что был всю жизнь у Маши на ее собственной усадьбе, по первости очень Маше не хватало. Но съездить в Выселки, посмотреть, что стало с ее домом, она хоть и думала, но не решилась – слаба, стара. Да и обидно, больно и бесполезно. Хоть уж ни сын, ни невестка не попрекали ее утратой немалого дедовского наследства, и то хорошо. Ну, это понятно – сами не бедные, Машу кормили как себя, и пенсию, как некоторые выселковские детки – на пьянку, не отбирали. Вот так уговаривала себя Маша – что хорошо живет, получше многих, не обижает ее никто, не попрекает ни куском, ни тем, что зажилась на белом свете. Да и то – разве не отрабатывает Маша свое жилье и содержание? Хлопочет с утра до ночи, чистит-моет за неряхой невесткой.
Так прошло несколько лет.
За эти годы скончался Машин злой насмешник – теткин муж. Маша не забывала тетку, совсем уже дряхлую и почти слепую. Все шила-вышивала тетка, вот и ослепла. Маша навещала тетушку каждый раз, когда сын мог ее подвезти на своей машине и потом забрать. Тетка часто указывала Маше на то, что дети-то у нее оказались удачные. Володя вот приютил. Только расспросы тетки о Вадике Маша обрывала сразу: «Нет у меня такого сына, что за моей спиной с торгашкой сговорился и меня же, родную мать, ограбил… Знать о нем не знаю и знать не желаю».
– Ой, Маша, Маша! – качала совсем уже белой головой тетка. – Ну никак ты от дурости своей не отступишься… Уж сколько получала за свои фантазии, а все о том же!
Но все равно, бывать у тетки Маше нравилось – чуть отдыхала от невесткиного дома. И неправда, что Маша грешила против сыновей. В один прекрасный день узнала она о старшем такое!..
… Залу, или гостиную, как называла большую комнату невестка, та решила обставить новой мебелью. Зала и в старом виде никогда Маше не нравилась – ни тебе ковров, ни серванта с сервизом, ни люстры «каскад». Даже тот хрусталь, что смогла уберечь Маша от разора, невестка не пожелала поставить в зале, а велела Володе приколотить полку в Машиной комнатенке и запихала туда все ее шикарные «ладьи» и бокалы.